Читать книгу - "Академия. Начало - Айзек Азимов"

– Но все же зачем Отступникам скрывать, что они – из Микогена? Ведь их никто не преследует за это, насколько мне известно.

– Нет, не преследует. На самом деле нет такого отношения к микогенцам как к людям второго сорта. Все гораздо хуже. Их никто не принимает всерьез. Да, они умны – это признают все; они высокообразованны, честолюбивы, воспитанны, сущие мудрецы в том, что касается гурманства, поистине устрашающи в своей способности поддерживать процветание родного сектора, и все-таки никто не принимает их всерьез. Их убеждения за пределами Микогена создают у людей впечатление глупости, просто невероятной, опереточной глупости. И такое отношение переносится даже на тех микогенцев, которые становятся Отступниками. Попытайся микогенец захватить власть в правительстве – да его же на смех поднимут. Когда тебя боятся – это ерунда. Когда тебя презирают – да нет, и с этим, пожалуй, жить можно. Но вот когда над тобой смеются – это невыносимо. Джоранум хочет стать премьер-министром, значит, у него должны быть волосы, мало того – он должен выставить себя уроженцем какого-то другого мира, причем желательно расположенного как можно дальше от Микогена.

– Но послушай, есть же люди лысые, то есть просто лысые?

– Есть, конечно, но все равно их не спутаешь с теми, кто подвергся полной депиляции по микогенскому закону. Во Внешних Мирах на это всем было бы наплевать. Но само слово «Микоген» для жителей Внешних Миров – пустой звук. Микогенцы так крепко держатся за свое насиженное место, что мало кто из них когда-либо отправлялся во Внешние Миры. А вот здесь, на Тренторе, все обстоит совсем по-другому. Да, люди тут могут быть лысыми, и все-таки при самой большой лысине у них наблюдаются какие-то остатки волос, и их наличие неопровержимо указывает, что перед вами – никакие не микогенцы. Либо такие люди выращивают искусственные волосы. Те немногие, кто лыс абсолютно и безнадежно, – ну, считай, что им здорово не повезло в жизни. Наверное, им приходится всюду предоставлять справку, что они не микогенцы.

Дорс, слегка нахмурившись, спросила:

– Что это нам дает?

– Пока не знаю.

– А ты мог бы доказать, что он – микогенец, и сделать это достоянием гласности?

– Не уверен, что это будет легко. Он наверняка старательно замел следы, и даже в том случае, если мне удастся…

– Ну?

Селдон пожал плечами:

– Мне бы не хотелось призывать к дискриминации. Социальная ситуация на Тренторе и без того напряженная, так что вовсе незачем выпускать из-под замка страсти, которые потом ни мне, ни кому-то другому станут не подвластны. Если мне и придется выложить этот микогенский козырь, то я выложу его последним.

– Значит, ты тоже желаешь минимализма.

– Естественно.

– И что же в таком случае ты собираешься делать?

– Я договорился о встрече с Демерзелем. Может быть, он знает, что делать.

Дорс взглянула на него.

– Гэри, не обманывай себя. Так дело не пойдет. Разве Демерзель обязан разгадывать за тебя все загадки?

– Нет, но, может быть, эту разгадает.

– А если нет?

– Значит, придется придумать что-нибудь другое.

– К примеру?

Гримаса боли и тоски искривила лицо Селдона.

– Дорс, я не знаю. Не думай, что я тоже способен разгадать любую загадку.

Глава 11

Эдо Демерзель на людях появлялся редко, и единственным, пожалуй, с кем он более или менее часто виделся, был Император. У Демерзеля была масса причин держаться подальше от посторонних взглядов, и одна из них – та, что с годами он почти не менялся внешне.

Гэри Селдон не видел его уже несколько лет, а лично не беседовал еще дольше.

Учитывая то, как прошла недавняя встреча Селдона с Ласкином Джоранумом, и он, и Демерзель понимали, что афишировать их свидание ни в коем случае нельзя. Визит Селдона к премьер-министру в Императорский Дворец не мог остаться незамеченным, поэтому из соображений безопасности они договорились встретиться в небольшом, но роскошно обставленном номере гостиницы, расположенной неподалеку от дворцовой территории.

Увидев Демерзеля, Селдон ощутил боль прошедших лет. Одно лишь то, что Демерзель выглядел точно так же, как всегда, усилило эту боль. Он был все так же высок и статен, с правильными, жесткими чертами лица; в его темных волосах мелькали светлые пряди, но не седины. Лицо его нельзя было назвать красивым, но оно было выразительно. Внешне он поразительно соответствовал идеалу императорского премьер-министра и был совсем не похож на тех, кто занимал этот пост до него. Селдон считал, что одно это давало ему некоторую власть над Императором, а следовательно, и над придворными… и даже над Империей.

Демерзель шагнул навстречу Селдону, радостно, по-доброму улыбаясь. Правду сказать, даже такая искренняя улыбка почти не меняла вечно печального, озабоченного выражения его лица.

– Гэри, – сказал он, – как я рад тебя видеть! А я уж было подумал, что ты передумаешь и не выберешься.

– А я был почти уверен, что передумаете вы, премьер-министр.

– Можно Эдо, если ты боишься называть меня моим настоящим именем.

– Не могу. Из меня его клещами не вытянешь. Ты же знаешь.

– Я вытяну. Произнеси его. Мне было бы так приятно услышать его из твоих уст.

Селдон растерялся. Он просто не мог поверить, что его губы сумеют сложиться для произнесения звуков, что голосовые связки сомкнутся.

– Дэниел… – проговорил он наконец.

– Р. Дэниел Оливо, – кивнул Демерзель. – Пообедаешь со мной, Гэри? Ведь если я буду обедать с тобой, мне не придется есть. Знаешь, это такое облегчение.

– С радостью, хотя подобное одностороннее потребление пищи не вяжется с моим идеалом совместной трапезы. Ну, может, хотя бы кусочек-другой?

– Только чтобы доставить тебе удовольствие.

– Но все равно, – покачал головой Селдон, – я просто не знаю, стоит ли нам проводить вместе долгое время.

– Стоит. Я получил на этот счет соответствующее распоряжение. Его Императорское Величество желает, чтобы мы с тобой встретились.

– Почему, Дэниел?

– Через два года состоится очередной математический конгресс. А ты вроде удивлен. Ты что, забыл?

– Да нет, не то чтобы забыл. Я просто об этом не думал.

– Разве ты не собираешься присутствовать? На предыдущем конгрессе ты был главной сенсацией.

– Угу. С психоисторией. Та еще сенсация.

– Ты привлек внимание Императора. Ни одному математику до тебя такое не удавалось.

– Привлек я сначала твое внимание, а вовсе не Императора. Потом мне пришлось удирать во все лопатки и оставаться в недосягаемости для Императора до тех пор, покуда я не сумел убедить тебя в том, что я вплотную подошел к началу психоисторических изысканий. Только потом ты позволил мне оставаться