Читать книгу - "Мечты марионеток - Вячеслав Бец"

Руми быстро обустроила своё место и тоже легла. Она лежала совсем рядом с Андреем, вытяни он руку и смог бы дотронуться до неё. Было темно, но Андрею казалось, что её глаза открыты и смотрят на него. Раньше его бы это смутило, но сейчас, после всех этих событий, после разговора с Косарём, он чувствовал пустоту и растерянность. Ему казалось, что земля уходит из-под ног, а из рук ускользает что-то очень важное, что вело его всё это время. В таком состоянии он не придавал большого значения действиям окружающих.

Девушка действительно смотрела на него, но ничего более. Руми была не просто внимательной – она умела чувствовать чужое состояние и этим вечером, наблюдая за командиром, ощущала его смятение. Она не знала причин такого состояния Андрея, но чувствовала, что ему нужна поддержка. Андрей не стал бы никого ни о чём просить, так что Руми решила попытаться как-то помочь ему сама. Правда, она не знала, как именно это сделать, так что решила хотя бы просто побыть рядом с ним.

«Почему я это делаю?», – спрашивала она себя, но однозначного ответа не было. Может, всё дело в том, что когда-то он сам помог ей простым разговором и участием. Он тогда просто отнёсся к ней по-человечески, и теперь она хотела отплатить ему чем-то подобным.

«Да. Вероятно, именно так всё и есть», – наконец, Руми придумала ответ.

2

Без транспорта с ранеными Черенко и Косарем, которым часто требовался отдых, «анархисты» долго топали по незнакомой лесистой и холмистой местности, прежде чем смогли выйти к Лозовой. Когда-то это была густонаселенная область, и теперь по дороге им часто попадались брошенные деревни. Лишь одна среди них оказалась заселённой, но там отряд встретили злыми окриками, а затем и пулемётным огнём, так что пришлось поспешно ретироваться. Повезло ещё, что местные просто охраняли свою деревню, а не решили поживиться добром случайно оказавшихся здесь путников.

Лозовая, как и раньше, выглядела неприветливо: обычно чистые центральные улицы городов торговцев тут были грязными и замусоренными. Заброшенные дома постепенно разрушались и во многих местах можно было лицезреть завалы. Некоторые улицы были уже знакомыми «анархистам» по прошлым посещениям, но теперь вид одной из них был иным: дорогу перегораживали три сгоревшие легковушки, и ещё один чёрный от огня остов УАЗ-а лежал перевёрнутый в стороне. Похоже, его подорвали.

Вскоре выяснилась и причина беспорядка – ночью на город было совершено нападение. Погибло двенадцать бойцов гильдии, ещё семеро получили ранения разной степени тяжести, но при этом никого из нападавших подстрелить не удалось. Более того, не смогли их даже обнаружить. Соответственно, разнилась и оценка произошедшего. Некоторые утверждали, что нападавших было всего двое, остальные нервно смеялись в ответ, и сообщали, что их было куда больше, минимум целый взвод. Это напомнило Андрею одну историю, участником которой он был в Ольховке. Там тоже какой-то псих натворил дел, и никто не верил, что на такое мог решиться всего лишь один человек. Впрочем, возможно, их действительно было больше.

Косаря солдаты гильдии узнали сразу на входе в город и, игнорируя слабые аргументы Андрея, очень настойчиво потребовали его отпустить. Андрей устал и не особо упорствовал. Видя нервозность торговцев, он лично освободил ехидно ухмыляющегося Косаря, и велел вернуть ему уцелевшее снаряжение.

Эта ситуация тоже напомнила ему случай в Ольховке, когда почти так же безапелляционно у них отхапали Ильченко. И вновь Андрей задумался, не лгал ли ему Косарь. Помнится, Ильченко говорил, что за раскрытие секретной информации в «Рассвете» ставят к стенке, а Косарь больше всего был похож как раз на того, кто к ней и приставляет. А затем спускает курок. В таком случае кому как не ему знать, что такие секреты лучше хранить как можно тщательнее?

Можно было бы, конечно, не отдавать ему ничего, но оружие Косаря было слишком специфическим, чтобы оставлять его себе. Получив и проверив снаряжение, Косарь преобразился. Вновь вернулись его немного надменное отношение к окружающим и нагловатая ухмылочка, которую «анархисты» уже видели. И снова нотки сарказма и откровенного вызова проявились в его речах.

– Ну что, красавчики, спасибо за доставку, – самодовольно улыбаясь, благодарил он. – И за заботу, за нежное и трепетное обращение. Вы такие милашки. Так бы и расцеловал вас всех, да стыдно при людях.

Один из бойцов гильдии прыснул, остальные глупо улыбались.

– Вертел я тебя, понял? Вали уже, клоун, да не попадайся мне больше, – не сдержался Толик.

– Ну, бывайте. Может, свидимся ещё, – Косарь помахал рукой и послал Толе воздушный поцелуй.

Окинув группу беглым взглядом на прощание, он на секунду задержал его на Андрее.

Романов пребывал в подавленном состоянии и не особо наблюдал за Косарём. Ему было уже всё равно. Он смертельно устал от всего: от боёв, от потерь, от неудач и даже от людей. Хотелось побыть одному, просто полежать в чистой кровати под одеялом, отгородившись от всего мира тёплой тканью. Да только где всё это взять?

Последние события стали для него испытанием, которое почти сломило его. Он завёл отряд в западню, допустил гибель Вурца, да и Черенко с Корнеевым тоже чуть не погибли. Они потеряли почти всё оружие, а потом и транспорт, растратили зря бесценные ресурсы ради спасения человека, в котором он ошибся. К тому же они провалили задание, а вдобавок застряли глубоко на чужой территории. Наверное, впервые за то время, что он командует отрядом, он подвёл всех – и своих бойцов, и командование. И даже себя. Впервые с момента первой встречи с Грониным он был по-настоящему растерян, даже беспомощен, и не знал, что делать дальше. Потеряв все зацепки в поисках отца, а теперь ещё и в поисках информации по эпидемии, потеряв друга и растратив весь запас сил, Андрей чувствовал себя словно игрушка, у которой закончился завод.

Последним гвоздем была реакция на просьбу Андрея о выделении транспорта полковника Соловца – коменданта Лозовой и командира расположившихся здесь торговцев. Он был краток и прямолинеен до неприличия. Даже не ответив на приветствие, прослушав лишь вступление, он махнул рукой и зло выпалил: «Идите на. уй». Никаких просьб или протестов никто слушать не стал, и Андрея чуть ли не вытолкали из здания.

Он вышел из штаба, передал своим бойцам ответ полковника, грузно уселся у стены и, прислонившись затылком к холодным кирпичам, закрыл глаза. Можно было подумать, что он не хотел видеть растерянных лиц своих товарищей, но на деле ему было попросту всё равно. Любой человек имеет предел, и Андрей только что достиг своего, после чего дал волю эмоциям, вернее, пустоте внутри себя. Позволил ей себя поглотить.

Его слова имели эффект разорвавшейся бомбы и повергли всех в уныние. Никак не отреагировал только Корнеев, да по лицу вечно угрюмого Воробьева трудно было определить, что он там себе думает. Даже Руми в этот раз выглядела растерянной, переводя взгляд со спокойного Корнеева на чересчур спокойного Андрея.

Первым, к кому вернулся дар речи, оказался Толик. Злобно нахмурив брови и шумно вдохнув воздух, он решительно заявил, что сейчас пойдёт и всё разъяснит этому ублюдку Соловцу. Он уже почти вошёл в здание, и Корнеев даже сдвинулся с места, намереваясь его остановить, но его опередили Сева с Кириллом.