Читать книгу - "Бледный король - Дэвид Фостер Уоллес"

быстро все забыл сам Стецик, даже когда мистер Ингл вернулся в школу Ч. Э. Поттера после дня Благодарения на новую должность инструктора по вождению с покалеченной правой рукой в какой-то то ли защитной перчатке, то ли кожухе из черного полиуретана, породившей среди школьников продержавшееся все начало 70-х прозвище Доктор Но. Как будто у всех был свой повод забыть. И только у сурового пацана-птушника, который через двадцать месяцев будет служить в индокитайском регионе Тростниковая долина, остались незамутненные осознанные воспоминания о Стецике и большом пальце Ингла в тот день, и, когда толстопузый призывник, чуть не заваливший курс подготовки и перенесший зверскую «темную», взял на себя командование взводом после гибели их капрала, перегруппировал бойцов и провел между двумя отрядами ВНА [183] на воссоединение с первой ротой, – просто встал, сказал собрать амуницию у погибших и организовать укрытие против другого берега ручья, и все подчинились, не думая, по причинам, которые позже не могли ни объяснить, ни признать перед собой, – тогда суровый пацан вспомнил Стецика в фартучке и галстуке-бабочке с узором индейских огурцов (последнее – уже искажение памяти) и – еще раз – простой факт, что все когда-то казавшееся им целым белым светом было лишь напыщенной фантазией маленьких мальчиков.

§ 40

Каска впустили в кабинет психиатра, где он теперь пересчитывал пачки «Клинекс» в комнатушке, заставленной большими книгами и завешанной дипломами. Шестая лежала на столике в углу, где психиатр обычно выписывала рецепты. В кабинете не хватало маленькой раковины, как у некоторых врачей, – а он целыми днями готовился к раковине. Когда объявили его имя, Каск пожал психиатру руку и сел в мягкое кресло, куда показывала ее вторая рука. Врач чуть подтянула брюки на колене и села напротив за стеклянным журнальным столиком с двумя пачками «Клинекс». Ее рука была большой, теплой и мягкой. Ее кресло – той же модели, что и у Каска, – на один, максимум два уровня комфорта ниже бержерки, – но все равно казалось, если только это не мерещилось, чуть выше его.

– …пауков, собак, почты, – перечислял Каск – психиатр внимательно слушала, кивала, но ничего не записала, отчего он чувствовал облегчение. – Боязнь блокнотов на спирали – таких, со спиралью или пружиной в корешке; боязнь перьевых ручек – но не шариковых и не фломастеров, если только шариковая не из каких-нибудь дорогих с аспектом вечности – «Кросс», «Монблан», которые с виду золотые, – но не пластмассовых или одноразовых шариковых ручек.

Пересчитав все пачки «Клинекса», Каск мысленно снова и снова повторял «большие, мягкие и теплые, большие, мягкие и теплые» – пассивная мантра чуточку глубже уровня мышления.

– Боязнь дисков. Боязнь сливов. В принципе боязнь любого спирального движения в жидкости.

Брови психиатра были удивительно тонкие и редкие, и, когда она их поднимала, это значило, что она не совсем понимает…

– Омуты, мальстремы, сток в ванной, – привел примеры Каск. На его верхней губе держалась тонкая пленка испарины, но лоб по ощущениям оставалась сухим, – он еще держался. – Быстро размешиваемые напитки. Смыв туалета.

§ 41

– И ты послал за ним Кардуэлла?

– А что сразу не так-то?

– Он ненормальный, Чарли, вот что не так.

– Он хорошо водит. Он надежный.

– Он ему все уши прожужжит по дороге; что человек подумает, что у нас тут пост насильственных проповедников? Ну это же помощник Лерля, Чарли. Господи.

§ 42

Между периодами внимания шли долгие паузы.

– О блин, вспомнил. Но только это давненько было, когда я еще учился в Сент-Луисе, когда мы были рейнджерами-запасниками.

– Ну давай.

– Только вы не все поймете. Тут нужно было жить в конце шестидесятых.

– А мы не жили?

– Жить не в смысле «играл со своими пальцами ног» или «давил прыщи на носу». Я про возраст, сознание. Я про культуру.

– Это ты про контркультуру.

– Я мог бы сказать «пожуй говна с большой деревянной палки», Гейнс. Но не скажу. А скажу, что если будет что-то крутое с одной узнаваемой характеристикой, и я назову эту характеристику «такое битловое», ты не поймешь.

– Ну то есть «надо было это видеть».

– Хочешь сказать, это не то же самое, что иметь пластинки «Битлз». Надо было это видеть, быть в теме.

– Грувить. Быть груви.

– Ну вот же. На самом деле никто не говорил «груви». Те, кто говорил «груви» или звал всех «чуваками», просто разыгрывали какую-то фантазию из репортажей CBS. Я говорю, если я скажу «купание у Бакстера», или «Оусли», или упомяну одно конкретное платье Дженис, для вас это будет информация. Никакого чувства – а это было чувство. Невозможно описать.

– Кроме как сказать «очень битловое».

– И это во многом даже не информация. А если я скажу «Лорд Бакли»? А если я скажу «техасская башня» или «запись Син-Киллера Гриффина из тюрьмы», или «Джексон на „Тудей“, напротив шимпанзе Джей Фреда в рубашке, и на ней все еще кровь и мозги Мартина, и никто и слова не говорит, хотя „Тудей“, на минуточку, в Нью-Йорке, то есть гребаный Джексон летел в этой рубашке аж из самого Мемфиса, только чтобы показаться в крови по телику», – что-нибудь чувствуете, когда я это говорю? Или «Бонанза», или «Я любопытна, Желтый в скобках»? Джей Фред Маггс? Господи, «Беглец» – если я скажу «однорукий», какое внутреннее состояние это вызывает?

– Ты про ностальгию.

– Я про гидрохлорид метамфетамина. Скажу December’s Children, или «Бродяги Дхармы», или «Биг Дэдди Коул в „Доме блюза“ в Дирборне», или «армейская стрижка», или «роговые оправы», или даже, сейчас-сейчас, например закатанные левайсы, чтобы было видно семь сантиметров белого хлопка над пенни-лоферами, и я так и чувствую гидрохлорид со времен в Ваше [184], когда мы были рейнджерами-запасниками. Как странно, что во мне вмещается столько всего, а для вас это просто слова.

– У всех свои культурные вехи, и катексисы, и всякие ностальгические штуки.

– Не ностальгия это никакая. Это целое отдельное множество референсов, о котором вы даже не знаете, что его у вас нет. Вот я скажу «щеночки под свитером» – вы ничего не чувствуете. Боже ты мой, те щеночки под свитером [185].

– Не кислота?

– Не понял?

– Почему метамфетамин, а не кислота? ЛСД? Разве трава и ЛСД – не определившие всю эпоху наркотики?

– Вот о чем и говорю. В вашу сферу не проникают никакие нюансы или тонкости. Кислота – это Западное побережье и мелкая ячейка вокруг Бостона. В Гринвич-Виллидже даже не слышали про кислоту до