Читать книгу - "Когда оживают Тени - Сергей Джевага"

Нельзя сказать, что я прямо-таки ненавидел нырять. Но не любил точно. За то, что почти всегда приходилось пробираться узкими гротами в полной темноте, сквозь муть и взвесь непробиваемую и мощными фонарями. За давление, что стягивало грудь. За хищных тварей, иногда водящихся в подобных местах. За скованные движения, холод и дезориентацию.

И пусть клаустрофобией не страдал, но в моменты погружений порой казалось, вот-вот начну. Однако успокаивал себя тем, что сие не боязнь замкнутого пространства… что чертовски абсурдно для человека, всю жизнь проведшего в каменных и металлических мешках подводных городов и кораблей… а просто беспокойство в связи с частичной потерей контроля над ситуацией. Сыграла роль и необычная обстановка, искаженное зрение и слух, замедленные реакции.

Как бы то ни было, я немного успокоился лишь когда длинный, кривой и узкий, тоннель когда-то бывший вентиляционной шахтой стал забирать вверх.

За очередным поворотом я уперся в отвесную стену. Но догадался поднять голову и посмотреть сквозь верхний иллюминатор шлема трехболтовки. Увидел мутный желтоватый силуэт фонаря, темную человеческую фигуру идущего впереди и обросшие водорослями перекладины лестницы. Сгруппировался и оттолкнулся ногами от дна, схватился за первый поручень. Выругался скользящим пальцам, перехватился удобнее и подтащил на веревке герметичный мешок с вещами. Подтянулся и перехватился опять, потом снова.

Пот заливал глаза несмотря на жуткий холод, проникающий сквозь толстую многослойную ткань костюма, по спине и груди стекали противные ручьи — как блохи или слизни. Кислородный баллон и поклажа тащили вниз, оттягивали плечи и поясной ремень. Оттого дышать становилось труднее, а боль в ребрах пробивалась сквозь пелену лекарств, гуляющих в крови.

На некоторое время существование свелось к простым движениям. И лишь собственное натужное сопение, да смутный плеск с какими-то стуками прорывались в и без того воспаленное сознание. Наравне с призрачным шипением, ощущением смутной, но неотвратимой угрозы.

В момент, когда свет вверху угас, сердце сбилось с ритма. Мое существо буквально заорало о том, что дальше идти нельзя. Руки и ноги потяжелели, а холод уколол солнечное сплетение, пробежался вдоль узоров татуировок и заставил окоченеть тело. Но вскоре снизу бесцеремонно ударили по щиколоткам и пяткам. Я вздрогнул, усилием воли сломал онемение и поднялся на одну перекладину, потом еще.

Правая рука преодолела сопротивление и провалилась в пустоту. Я выдохнул и зацепился за край колодца, с шумом и плеском выбрался из воды и перекатился, подтянул веревку со свертком. Пару секунд лежал на спине и дышал, успокаивая колотящееся сердце и разгоняя разноцветные круги перед глазами. Поднес левую руку к иллюминатору и посмотрел на наручные индикаторы — давление снаружи в норме, кислорода маловато, углекислота на грани, есть и горючие газы — метан, ацетилен, водород, но немного. Взорваться-то не взорвемся от случайной искры, но лучше использовать респиратор, а то можно и в обморок упасть как какая-нибудь кисейная барышня.

По-видимому, оставшиеся на уровне рекуператоры и фильтры работали, хоть и кое-как, еле-еле. Глобальных затоплений тоже нет, иначе б нас банально раздавило давлением. И оставалось лишь удивляться, как строители при Прорыве умудрились создать систему барьеров с морской водой. Сумели просчитать и сотворить гидростатическое равновесие сообщающихся сосудов в таких масштабах. В противном случае свод нижних жилых уровней давно б проломило и населению Тары пришел быстрый и безоговорочный конец. Нет от Тьмы, так от удушья.

И может оттого Лимб и не затопили полностью, а лишь несколько коридоров и залов, один нижний этаж — от боязни, что вода не остановится, пойдет дальше. Или в глупой надежде когда-нибудь вернуться на потерянные уровни… кто знает.

Вспомнив о главной опасности, я поежился. И невольно прислушался. Но шлем гасил большинство звуков, до меня долетали лишь смутные голоса спутников, плеск воды и возня. Мистические чувства гностика тоже молчали. Я ощущал вокруг опасность. Как топор, зависший над головой, как тяжесть, что давила на плечи. Но угроза не направленная. Словно мы сидели под боком у спящего чудовища, и то пока не обращало внимания на копошащихся рядом мелких тварей.

Изнанка ожидаемо сочилась болезненными миазмами. Словно тысячи осклизлых червей или пиявок копошились в куче разлагающегося компоста. По татуировкам на руках то и дело пробегали волны холода, а в груди поселился противный ком из тошноты. Я чувствовал Тьму, слышал бессвязный шепот и бред безумца, но она аморфна, а моя защита крепка. Пока крепка.

Свет, отбрасываемый фонарем рыжей наемницы, тоже ничего особенного не проявил. Какой-то заброшенный технический тоннель — с грубо обработанными кривыми стенами, кучей ржавой пыли, истлевшими стеллажами и ящиками, щитками, мертвыми коконами сгнивших светильников под потолком и ссохшимися кишками голых, без изоляции проводов кое-как прикрученных к костылям, вбитым в скалу.

Два шага понятного мира, а дальше сплошная стена темноты, неизвестность, спящее вокруг древнее Зло. И смутное шевеление чего-то непознанного и голодного вдалеке.

Могло быть и хуже пойди мы путем, протоптанным другими командами искателей. Ведь не зря разбегалась молва о том, что последние экспедиции не смогли вернуться. Наверняка тащили с собой инструменты и артефакты, шумели, направо и налево использовали свои погремушки, пока кто-то по неосторожности не пробудил Тьму. А следующие за ними искатели попадали в ловушку чудовища, что так и не успело впасть в сытую дрему.

Я читал о таком, слушал рассказы Дампира.

На самом деле Лимб манил разного рода мародеров и охотников практически с самого начала своего возникновения. Баснословными богатствами, остатком наследия Поверхности, брошенным теми, кто убегал от Вестников. Так что да, сорвиголов хватало. Кое-кто умудрялся возвращаться живым и относительно здоровым, притаскивая в рюкзаках невероятные артефакты. Большинство же так и оставались сухими записями «пропал без вести» в учетных книгах гвардов. О них не вспоминали и не жалели.

Но интересно другое. В соотношении удачных и неудачных походов прослеживалась некая система. На одну успешную экспедицию приходилось с десяток провальных, что следовали за нею. Затем количество желающих подыхать как-то резко убавлялось, порой на целые годы интерес к Лимбу угасал. И вновь следовала попытка какого-то дерзкого авантюриста, приносящая славу и деньги. Снова собирались толпы тех, кто алкал того же, история повторялась.