Читать книгу - "Сфера-17 - Ольга Онойко"

Метеослужбам Плутоний-Сити понадобились целые сутки, чтобы наверняка сменить погоду над городом. В месяце циа обеспечить солнце и штиль – непростая задача. Но это было важно, очень важно: среди недель промозглой сырости, серого неба и сбивающего с ног ветра подарить людям день света и тишины. Пять лет назад эти люди силой оружия взяли право на праздник, вступили в сердце бури – и покорили её.

Годовщина Революции… Утром был парад на Центральной набережной. Отборные части Народной Армии промаршировали, красуясь собой, от спортивного парка до Дома Правительства. Над усмирённой океанской гладью голопроекторы во всё небо развернули Боевое Знамя. Оно билось на несуществующем ветру полчаса, а потом голограмма менялась раз в пять минут: цветы и медали, звёзды и орденские ленты – всё, что обычно рисуют на открытках. У Дома Правительства возвели временные трибуны. Товарищ Кейнс говорил речь. Это тоже было важно, очень важно: прийти к народу, доверившему тебе власть, и говорить с ним вживую, в реальном времени… Глава Народного правительства выглядел отдохнувшим и оптимистичным. «Это потому, что приезжал Доктор», – думал Николас. Зондер приехал ночью к Кейнсу на дачу, поговорил с ним по-своему и уехал, оставив друга впервые за много недель спящим спокойно. А сейчас, небось, пишет яростную статью про тоталитаризм и клеймит военную хунту. Доктор – это что-то…

Во второй половине дня начались торжества.

Они охватили город, точно пожар, с четырёх сторон: начавшись благопристойно, на стадионах и в концертных залах, к вечеру перетекли в рестораны и клубы, к ночи – на улицы. Как только стемнело, небо от края до края озарилось голофейерверками. В жилых районах там и здесь начали пускать древнего устройства ракеты, которые вспыхивали невысоко и бедно, зато производили самый праздничный шум.

В Управлении соцобеспечения царила суматоха. Экономить на годовщине Революции – дело последнее, и почти все идеи подчинённых Николас постановил воплотить в жизнь, не стал только занимать для празднования внешний зал. Большой зал в Управлении роскошью и величиной не уступал городским. К тому же нехорошо сотрудникам Управления шляться по улицам пьяными и в неподобающем виде – а в том, что они отпразднуют с душой, Николас не сомневался.

Теперь он сидел за столиком в дальнем углу. Гостей было много, почти все – солдаты и офицеры. В Управлении хватало девушек на выданье. На эстраде играла глазами и бёдрами певица; хрипловатый, джазовый её голос отдавался эхом, которое вздымалось и опадало над залом океанской волной. Разряженных женщин было не узнать, подтянутые мужчины казались как на подбор красавцами. Дискотечные голопроекторы выдавали безумные программы, которых Николас никогда прежде не видел, – танцующие превращались в цветы, в языки пламени, в сильфид и драконов, из ниоткуда возникали прекрасные незнакомцы и незнакомки и разбивали настоящие пары, чтобы исчезнуть через минуту. Фантастические пейзажи и интерьеры сменялись один за другим. Бутылка лайского коньяка перед начупром понемногу мелела, порой у Николаса начинало плыть в глазах, и зал представал яркой наркотической галлюцинацией.

«Прекрати, – сказал он себе, наливая очередную рюмку. – Тебе нельзя напиваться. Во-первых, потому что просто нельзя, а во-вторых, у тебя дела».

Фрайманн стоял у стены чуть в стороне.

Он был в чёрной парадной форме, только аксельбант на груди белел. В захват голопроекторов Эрвин не попадал, не видоизменялся и совершенно терялся в тени. С начала вечера он не выпил ни бокала. Николасу пришло в голову, что на их праздник он смотрит как сторожевой пёс на гулянку хозяев: им – беспечные песни и танцы, ему – грозные шорохи в ледяном мраке, и в этом его доля и счастье.

«И что с тобой делать, железяка? – гадал он. – Что тебе нужно для спокойствия сердца? Как тебя вытащить из конуры?.. Из кобуры?.. Как к тебе подойти?.. Я и сам не умелец развлекаться – сижу вот, смотрю… А, идёт Лора! Она нам поможет».

Из боковых дверей показалась Лора Лайам, заместитель Реннарда по культуре. Бывшая балерина, она двигалась с изумительной грацией, по-имперски пышное вечернее платье необыкновенно ей шло. «Создание демонической прелести, – вспомнил Николас. – Так, кажется, сказал товарищ Внутренняя Безопасность… Вот оно, это создание…»

На плечах товарища Лайам лежали нелёгкие обязанности по подготовке празднования, но празднование давно уже шло само, организаторы не требовались, и Лора отдыхала.

Реннард поймал её взгляд и указал глазами в сторону Фрайманна. Лора поняла сразу. Едва заметно кивнув, она улыбнулась и направилась к музыкантам.

Минуту спустя объявили белый танец.

Николас едва не рассмеялся. Он смотрел на Эрвина. Услышав новость, суровый комбат огляделся с опаской, нахмурился и направился к столу.

Лора перехватила его на полпути.

– Товарищ Фрайманн? Эрвин Фрайманн? Для нас большая честь принимать вас.

– Товарищ Лайам… – пробурчал тот, пытаясь обогнуть её.

– Лора, – танцевальным движением она переступила, загородив ему дорогу. «Бедняга», – подумал Николас с улыбкой.

– Лора… – повторил Эрвин растерянно.

«Нельзя так жестоко загонять человека в угол, – беззвучно смеялся Николас, – даже если он Чёрный Кулак. Ах, Лора!..»

– Знаете, – сказала она, светски глядя на Фрайманна из-под ресниц, – сегодня я была в школе для одарённых детей, в театральной студии. Там ставили пьесу о днях Революции. Вас играл мальчик лет двенадцати. Очень похоже, совершенно один в один.

Фрайманн недоумённо склонил голову набок. Реннард не выдержал и фыркнул в салфетку: комбат не понял Лориной иронии. Лора намекала, что он стеснителен, как подросток, а Эрвин, кажется, подумал о внебрачных детях… Немедля забыв о минутной неловкости, она пригласила его на танец. Вот напористая женщина… Николас был уверен, что он откажется, но неожиданно – кажется, и для самой Лоры неожиданно – Чёрный Кулак подал ей руку.

«Невероятно, – подумал Николас. – Он танцует».

Больше он ничего не думал.

Голопроектор сменил программу, стены зала вспыхнули золочёной лепниной и мрамором, по ним зазмеились причудливые узоры рококо. В простенках темнели зеркала, отражавшие только звёзды и окна, в каждом из которых открывались виды новой планеты. Эрвин уверенно вёл Лору в танце. Мелькнуло её лицо, озарённое искренним восторгом… Окружающие расступились, освобождая место, – было на что посмотреть.

Николас улыбался. Как они красивы, мастер танца и мастер боя… Платье Лоры шуршало и переливалось бликами, подбородок был гордо поднят, стан доверчиво изгибался в руках офицера, а офицер был на диво хорош и статен… Идеальная выправка, могучий разворот плеч, резкий, как из гранита вырубленный профиль: Эрвин Фрайманн, человек-легенда, при жизни монумент самому себе. Наверное, нелегко это, быть монументом… Певица, закрыв глаза, мурлыкала какую-то наивную старенькую мелодию, и все рифмы-то были по-детски наивны: на границе гелиосферы, там, где звёздный ветер поёт, ощущение любви безмерной затопило сердце моё… Голопроекция дворцового зала медленно перетекала в проекцию старинного клуба с простенькой светомузыкой. Освещение и краски менялись, сгущался сумрак, затихал голос…