Читать книгу - "Личный номер 777 - Игорь Поль"

— Мне нравятся нахальные мужчины, — перебила она.

Эстрози расцвел.

— Нет, правда?

— Конечно. Наверное, я дурно воспитана. Мне нравятся нахалы и грубияны. Мне нравится флиртовать с ними в кафе. Знаете, ну… привлекать внимание. Я люблю, когда незнакомые парни подмигивают мне на улице и когда солдаты свистят мне из своих грузовиков и выкрикивают пошлости. Как-то на соседней улице начали расширять дорогу, так я целую неделю делала большой крюк, чтобы дорожные рабочие могли присвистнуть и что-нибудь сказать мне вслед.

Он смотрел на нее с недоверчивым изумлением.

— Я их понимаю, — медленно сказал он.

— Эти парни ждали меня каждое утро. Я бываю очень пунктуальной. Думаю, для них мое появление было замечательным началом рабочего дня.

Пилот решил взять быка за рога.

— Я бы хотел пригласить вас поужинать. Что скажете?

Она смерила его оценивающим взглядом.

— Вы для меня чересчур опытны, — заявила она.

Он расплылся в глупой улыбке.

— Почему вы так думаете?

— Умеете обращаться с женщинами. Все отрепетировано. Ужин при свечах, немного тихой музыки, доверительная болтовня, а потом все кончается постелью.

— Я вовсе не такой! — неискренне запротестовал он.

— Надеюсь, — сказала она с сомнением. — Но все равно — в ближайшие дни я занята.

— О, ждать я умею! — воскликнул он. — Что скажете насчет «У Базилио»?

Она поморщилась.

— Там все время пахнет подгоревшими оладьями.

— А «Самовар»?

— Слишком шумно. К тому же там полно студентов.

— «Золотой чайник»? — предложил он.

— У вас что, туго с финансами? — спросила она.

— Тогда «Звезда Куду»?

Вернулся стрелок. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы оценить благотворные последствия антиалкогольной процедуры: он посвежел и подтянулся, его движения стали плавными и размеренными, а из глаз исчезла вампирская краснота.

— Так что, мы договорились, Дайна? — И пилот накрыл ее руку ладонью.

Стрелок посмотрел на него с плохо скрытым восхищением.

Дайна склонилась через стол и сказала доверительным голосом:

— Дом, может, мне не следует этого говорить, потому что вы мне нравитесь таким, как есть… Но все же, пожалуй, скажу.

— Я весь внимание, Дайна, — ответил он, слегка удивленный.

— У вас ширинка расстегнута.

— Серьезно? — он непроизвольно посмотрел вниз и покраснел.

Стрелок закашлялся, изо всех сил пытаясь скрыть рвущийся из него смех. Красный, как рак, Эстрози послал ему ненавидящий взгляд.

— Ну, пожалуй, пора выдвигаться, — выручая товарища, произнес стрелок. — Хотите, я дам вам шлем наблюдателя, Дайна?

— При одном условии. Если не станете палить в бедных птиц и после врать, что разнесли целый отряд партизан.

Стрелок рассмеялся и подал ей руку. Теперь, когда от него не несло, как от перегонного куба, он казался вполне милым парнем.

Они вышли из здания и уселись в колесный кар. У пилота было лицо ребенка, у которого отняли игрушку. Он приложил ладонь к сенсорной панели, компьютер щелкнул, загружая нужную программу движения, и они покатили. Дайна не обращала на разобиженного вояку никакого внимания. Она устроилась на заднем сиденье, в нарушение инструкции свесив ноги за борт, улыбнулась, достала бутерброд и впилась в него зубами.

* * *

Брук стоял на небольшом плацу из утрамбованного щебня. Рядом в строю замерли другие новобранцы — высокие и маленькие, худые и не очень; на лицах застыло одинаковое глупое выражение настороженного ожидания — прямо-таки наглядное пособие на тему «учись, сынок, хорошо, а не то попадешь в армию». Застывшие фигуры поражали своей неестественностью — какая-то карикатура на военный строй. Несмотря на утренний кросс, большинство будущих пехотинцев выглядели помятыми и сонными.

Старший сержант Вирон — живое воплощение старших сержантов всех стран и времен, а именно — краснорожий, коротконогий и горластый, страшно вращал налитыми кровью глазищами; взгляд его был подобен взгляду Горгоны: поймав его, несчастные забывали дышать и вместо молитвы мысленно повторяли пункты устава о недопустимости телесных наказаний.

Часть его высказываний из-за акцента уроженца Гатри и поврежденной в боях челюсти так и осталась для Брука тайной. Например, слово «офицер» сержант произносил как «овизер». Он также придавал своеобразный шик словам «сволочь» и «капитан», произнося их как «свогач» и «ктэн».

— Значит, так, быдло, — начал он деловито. — Сейчас будете слушать овизера ктэна Твита. Зарубите себе на носу, что овизер после сержанта — самый важный вещь на свете. Стоять перед ним так, будто у вас понос и недержание. Поняли, сволочи?

Это было первое напутствие, которое новобранцам предстояло накрепко усвоить. Старший сержант также любезно сообщил, что до лагеря «барахтался в самом что ни на есть дерьме, и на таких уродов, как вы, насмотрелся досыта».

Новобранцы проглотили и это.

По одну сторону от строя находилась столовая, откуда их только что вывели, по другую — гравийная дорога, по которой привозили пополнения. А прямо впереди, на стене барака за баррикадой из мешков с песком был укреплен большой щит, и на нем красовалась огромная вербовочная афиша Объединенных сил: группа устрашающего вида бойцов в камуфляже, с ног до головы увешанных оружием, форсирует водную преграду. Козырьки кепи отбрасывают тень на сосредоточенные, мужественные лица; бойцы застыли в сокрушительном порыве, рукава закатаны, бугрятся мышцы, во все стороны летят брызги грязи; стволы, антенны и мокрые подсумки озарены лучами солнца.

Глядя на афишу, Брук подумал, что, наверное, на ней была изображена какая-то другая армия, не та, в которой он оказался. Как-то не слишком верилось, что окружавшие его городские отбросы имеют шансы превратиться в таких вот суперменов. Разве что им нарастят мышцы, выпрямят ноги и спины, а потом добавят в лысые головы немного мозгов.

Новобранцы молча стояли под палящими лучами раскаленной добела звезды под названием Лаури. Пот стекал по напряженным лицам, и капли его мгновенно высыхали на горячем красном щебне. Наконец, скрипнула дверь барака. Позы новобранцев стали еще напряженнее. На плац вышел капитан в полевой форме. Он был молод, высок ростом, с усталым лицом и коротко подстриженными светлыми волосами. Загар очень шел к его вылинявшему тропическому комбинезону.

— Ми-и-и-р-р-а! — проорал старший сержант. Этот зловещий вопль, напоминавший предсмертный крик раненного в сердце пацифиста и на деле означавший требование расправить грудь и прижать руки к бокам, впоследствии не единожды являлся новобранцам в страшных ночных кошмарах.