Читать книгу - "Ангелмасса - Тимоти Зан"

В конце концов отец остался в одиночестве. И когда ему выдали персонального ангела, он вернул его обратно. Вместе с заявлением об отставке.

Это был последний жесткий, безвыигрышный шаг в его политической карьере. Вероятно – последнее жесткое и безвыигрышное решение из всех, которые принимались Верховным Сенатом за восемнадцать лет, минувших с той поры.

Этого не замечал никто, кроме Форсайта; план противостояния все более настойчивым вторжениям Пакса на территорию Эмпиреи, основанный на применении сетей и ускорителей, был лишь очередным свидетельством коллективной нерешительности Верховных Сенаторов. Они то и дело, хотя и не без оснований, заявляли, будто бы политика Пакса нацелена на захват, а не уничтожение и будто бы он стремится поглотить Эмпирею, как поглотил остальные земные колонии, поселившиеся в дальних уголках космоса за последние триста лет. Само по себе это предположение выглядело достаточно разумным.

Однако предполагать, что подобным территориальным притязаниям можно давать отпор, попросту вышвыривая корабли Пакса и вынуждая их провести в свободном пространстве несколько месяцев, было верхом наивности. Единственный способ остановить агрессора – расквасить ему нос.

Идеальные условия для такого шага имелись в системе Лорелеи три дня назад. Незначительное изменение стартового вектора ускорителя – и чудовищный боевой корабль Пакса прямиком прошел бы сквозь звезду и исчез навсегда. Более радикального решения нельзя и придумать.

Однако Верховные Сенаторы, определяющие политику СОЭ, носят на шее ангелов, как и военные чины, проводящие эту политику в жизнь… а люди, которые носят ангелов, никогда не опускаются до таких грубых мер, как убийство.

Они не спешили, они все тщательно взвесили и отправили корабль Пакса в такое место, где ему ничто не угрожало. В один прекрасный день он вернется.

Но еще до того Форсайт сам станет полномочным Сенатором. Верховным Сенатором с ангелом на шее. А может быть, и нет. Послышался неуверенный стук в дверь. – Войдите, – отозвался Форсайт.

Приглашение не возымело действия. Форсайт недовольно поднял глаза; потом, сообразив, в чем дело, взял жезл и дважды нажал кнопку вызова Роньона. Дверь распахнулась, и гигант робко ступил в комнату. Его толстые пальцы вывели в воздухе вопрос:

«Вы меня звали, господин Форсайт?»

«Да», – отозвался Форсайт на языке жестов. Глухой от рождения, Роньон неплохо читал по губам, но Форсайт придерживался давно установленного правила – если речь идет о делах, касающихся лишь их двоих, по мере возможности общаться с Роньоном только посредством пальцев. Как любой навык, язык глухонемых без практики быстро забывается, а Форсайт не хотел, чтобы его люди утрачивали эту сноровку. Порой было очень удобно иметь возможность вести тайный разговор в окружении толпы посторонних. – «Через полчаса я должен выступить с речью, – сообщил он Роньону. – Не мог бы ты отправиться в студию и подготовить все к передаче?»

Застенчивые глаза Роньона расширились, вялые губы изогнулись в радостной улыбке.

«Да, господин Форсайт, – возбужденно зажестикулировал он. – Вы имеете в виду, я все должен сделать сам?»

Форсайт сдержал улыбку. Это была одна из немногих точек опоры в его неустойчивом мире – каким бы простым либо унизительным ни казалось дело, он всегда мог рассчитывать, что Роньон возьмется за работу со всем энтузиазмом, на который был способен его мозг восемнадцатилетнего юнца.

И это был весьма горячий энтузиазм. Никто даже не догадывался, воодушевляла ли Роньона поставленная перед ним задача или более тонкое чувство – удовлетворение оттого, что кто-то ему доверяет.

«Господин Милз уже там, – продолжал Форсайт. – Ты ведь знаешь, что нужно сделать?»

Роньон кивнул.

«Да, знаю. – Его детский пыл сменился столь же детской сосредоточенностью. – Я все сделаю».

«Не сомневаюсь в этом, – вполне искренне отозвался Форсайт. В отличие от более „зрелых“ людей, с которыми ему приходилось иметь дело, Роньон был начисто лишен раздражающей ложной гордости, которая не позволяет людям признавать свое поражение. Как правило, если ты что-то поручил Роньону и он не обратился к тебе за дополнительными разъяснениями, это значило, что он сделал все как надо. – В таком случае отправляйся. Нельзя заставлять народ Лорелеи ждать».

«Слушаюсь, господин Форсайт». – Со счастливой улыбкой на губах Роньон повернулся и вышел.

Порой, улучив свободную минуту, Форсайт задумывался, зачем он держит Роньона при себе. Рослый и неуклюжий, с далеко не фотогеничным лицом и разумом ребенка, Роньон был весьма далек от типичного образа человека, вхожего в политические круги. Поначалу это был символический жест со стороны Форсайта – высокопоставленный представитель планеты находит время позаботиться о тех, кому бессильна помочь даже современная медицина. Этот предвыборный трюк оказался весьма успешным, невзирая на громкие протесты оппонентов, объявивших его бесстыдной игрой на человеческих чувствах. Форсайт выиграл ту кампанию и с той поры не знал поражений.

Но это было пятнадцать лет назад. Почему же Роньон до сих пор находится рядом с ним?

Пожав плечами в ответ на собственные мысли, Форсайт нажал клавишу интеркома.

– Милз слушает, – произнес знакомый голос.

– Это Форсайт. Как дела?

– Последняя проверка осветительных приборов, господин Сенатор-Избранник, – ответил Милз привычно-озабоченным тоном. – Заканчиваем через пять минут.

– Надеюсь, что так, – с нажимом произнес Форсайт. – Потому что я послал в студию Роньона и попросил подстегнуть вас.

Милз фыркнул.

– Что ж, придется засучить рукава, – отозвался он с насмешливой серьезностью, которая, впрочем, не могла скрыть появившегося в его голосе напряжения. – Я бы не хотел, чтобы он рассердился на нас.

– Я тоже, – сказал Форсайт. – Скоро спущусь к вам.

Он выключил интерком. Да, наверное, дело именно в том, что Роньон так выделяется среди нас, подумал он. Со своим детским энтузиазмом и безрассудной верностью Роньон был подобен легкому ветерку, разгоняющему застоялый запах нечистот, которыми нередко оборачивается политика. У Форсайта сохранились живые воспоминания о том, как его отец пускал в ход свое недюжинное чувство юмора, чтобы разрядить напряжение, столь часто грозившее свести с ума его самого и людей, которые с ним работали. Быть может, Форсайт приблизил к себе Роньона из подсознательного стремления компенсировать отсутствие у себя этого дара.

Несколько секунд он смотрел на застывшее изображение отца, чувствуя, как его охватывает знакомый прилив решимости. Когда-то один из Форсайтов сложил с себя обязанности Верховного Сенатора, не желая поддаться отупляющему воздействию ангела. Теперь его потомок, если ему достанет изобретательности и будет сопутствовать удача, попытается одновременно сохранить свой пост и свободу… и в процессе убедить окружающих в том, что его отец с самого начала был прав.