Читать книгу - "Лабиринт чародея. Вымыслы, грезы и химеры - Кларк Эштон Смит"

II

По приказанию Мматмуора и Содосмы обитатели Синкора везде и во всем вели себя подобно живым. Они говорили и двигались, они ели и пили, как при жизни. Они слышали, видели и испытывали чувства, сходные с теми, какие испытывали, прежде чем их настигла смерть, но разум их был порабощен чудовищным колдовством. Они помнили, пусть и совсем смутно, свою прежнюю жизнь, а то существование, что им приходилось влачить теперь, было пустым и беспокойным существованием тени. Кровь их медленно и неохотно струилась по жилам, смешанная с водами реки забвения; и дыхание Леты туманило их глаза.

Они безмолвно повиновались приказаниям своих деспотичных повелителей, не возмущаясь, не возражая, но в том смутном безграничном изнеможении, какое испытывают мертвые, когда, уже пригубив чашу вечного сна, они вынуждены вновь возвращаться к тяготам земного бытия. Они не испытывали ни страсти, ни желания, ни удовольствия, лишь грызущую боль пробуждения от сна Леты и тусклое настойчивое желание вернуться к прерванному забытью.

Самым младшим и последним императором из династии Нимботов был Иллейро, умерший в первый же месяц Великого Мора и двести лет пролежавший в своем величественном мавзолее до того дня, когда появились некроманты.

Разбуженный вместе с подданными и прародителями, чтобы прислуживать двум тиранам, Иллейро, не ропща и не удивляясь, вновь влачил пустое существование. Эту напасть, обрушившуюся на него и на его предков, он сносил так, как принимают оскорбления и недоразумения, привидевшиеся в дурном сне. Он знал, что вернулся под дотлевающее солнце, в бессмысленный призрачный мир, к порядку вещей, в котором сам он был лишь покорной тенью. Но поначалу его, подобно всем остальным, снедала лишь смутная печаль и бессильная тоска по утраченному забвению.

Одурманенный колдовством своих повелителей и ослабевший за время векового небытия, Иллейро, как сомнамбула, наблюдал за всеми теми гнусностями, которым подвергались его прародители. Однако спустя много дней слабая искорка забрезжила вдруг в его вязком сумеречном разуме.

Он вспомнил безвозвратно утраченное великолепие царствования в Йетхлиреоме, от которого его теперь отделяла непреодолимая пропасть, вновь ощутил гордость и ликование далеких дней своей юности. А вместе с памятью в душе его смутно всколыхнулось возмущение, тень негодования против злодеев, заставивших его вернуться назад, в это убогое подобие жизни. Он начал втайне оплакивать свою поруганную землю и бедственное положение предков и подданных.

Теперь простой виночерпий в тех залах, где прежде правил, Иллейро изо дня в день был свидетелем деяний Мматмуора и Содосмы. Он видел их прихоти, продиктованные жестокостью и похотью, их все более разнузданное пьянство и обжорство. Он видел, как они купаются в некромантической роскоши, как леность ослабляет их ум, а невоздержанность – тело. Они забросили занятия магией и позабыли многие свои заклинания. Но тем не менее они по-прежнему правили, все еще могучие и грозные, и, развалившись на розовых и пурпурных ложах, грезили о том, как поведут армию мертвецов на Тинарат. Мечтая о завоеваниях и о новых гнусных обрядах, они жирели и предавались лени, словно могильные черви, что обосновались в склепе, полном гнили. И этим своим небрежением и деспотизмом они разожгли в сумрачном сердце Иллейро мятежный огонек, и мало-помалу жар его начал одолевать мертвящее дыхание Леты. Чем дальше, тем необоримее охватывал его гнев, и постепенно Иллейро обрел некое подобие своей прижизненной силы и твердости. Он видел безнравственность своих угнетателей и помнил зло, причиненное беззащитным мертвым, и хор приглушенных голосов в его мозгу требовал возмездия все громче и громче.

Окруженный предками, Иллейро безмолвно скользил по залам дворца в Йетхлиреоме, исполняя распоряжения повелителей, или терпеливо ждал их приказаний. Он наполнял кубки из оникса янтарными винами, колдовством добытыми на холмах, согретых более молодым солнцем; он безропотно сносил унижения и оскорбления. И ночь за ночью он наблюдал, как некроманты напиваются допьяна, пока не уснут, раскрасневшиеся и осоловевшие, посреди не принадлежащей им роскоши.

Живые мертвецы почти не разговаривали друг с другом; отцы и сыновья, матери и дочери, бывшие влюбленные проходили друг мимо друга, будто не узнавая, без слова жалобы на свой жестокий жребий. Но наконец однажды ночью, когда тираны забылись пьяным сном и язычки пламени в колдовских светильниках заколыхались, Иллейро пришел за советом к старшему прародителю, Гестаийону, которого легенды прославляли как великого волшебника и хранителя потаенного знания древности.

Гестаийон стоял поодаль от других, в углу полутемного зала, коричневый и высохший в своих жалких бинтах мумии, и тусклые обсидиановые глаза его, казалось, неподвижно глядели в небытие. Поначалу он как будто не услышал вопроса Иллейро, но потом вдруг заговорил сухим шелестящим шепотом:

– Я слишком стар, а смертный сон мой был столь долог, что я позабыл очень многое. Однако, заглядывая назад, в пустоту смерти, я, наверное, смогу вернуть себе хотя бы толику былой мудрости, и мы вместе найдем способ спастись.

И Гестаийон принялся перебирать обрывки воспоминаний, как человек, что пытается отыскать крупицу драгоценного знания в изъеденных книжным червем томах, давным-давно сгнивших в своих переплетах, пока наконец не вспомнил и не произнес:

– Я припоминаю, что был когда-то могущественным волшебником и многое было мне ведомо, в том числе и заклятия некромантии, но я не использовал их, считая воскрешение мертвых отвратительным. Кроме того, я владел и иными знаниями, и, быть может, среди них найдется то, что пригодится нам сейчас. Ибо я помню темное туманное пророчество, сделанное в те давние годы, когда был заложен Йетхлиреом и зародилась империя Синкора. Пророчество гласило, что беда страшнее смерти постигнет императоров и жителей Синкора в будущем и что первый и последний из Нимботов, объединив силы, найдут способ освободиться и победить злой рок. В пророчестве не было ни слова о том, что это за беда, однако там говорилось, что два императора найдут решение задачи, разбив древнее глиняное изваяние, кое охраняет самое нижнее подземелье под императорским дворцом в Йетхлиреоме.

Выслушав это предсказание из поблекших уст своего предка, Иллейро некоторое время размышлял, а затем промолвил:

– Мне вспоминается один день моей ранней юности, когда, бесцельно бродя пустыми подземельями нашего дворца, как это свойственно порою детям, я добрался до самого последнего и нашел там грубо слепленное из глины пыльное изваяние, чей облик был мне незнаком. И, не подозревая о пророчестве, я расстроился и ушел так же беззаботно, в поисках уходящего солнца.

И тогда, прихватив из зала изукрашенные драгоценными камнями светильники, Гестаийон и Иллейро ускользнули от равнодушных сородичей и двинулись по