Читать книгу - "Горны Империи - Олег Верещагин"

Денис обогнул главный школьный корпус по аллее, обсаженной все теми же соснами и можжевельником, – и оказался у парных дверей, фосфоресцирующие таблички над которыми утверждали, что именно здесь, и нигде более, располагаются вышеуказанные отряды и что время работы круглый год с 8.00 до 19.00. Ниже было подписано:

Хе-хе

и

и с 19.00 до 8.00

Еще ниже – нарисован символ пионерорганизации – золотая прямая ладонь, только вместо горящего на ней огня с тремя лепестками было написано:

Подайте будущему нации на новые спальники.

Надпись про спальники была относительно свежей. У Дениса при виде ее даже слегка исправилось настроение. Он хотел почитать, что там прибавилось на большущей доске объявлений справа от входа, но потом как-то сразу вспомнил, что пришел сюда не за этим…

…Внутри становилось совершенно ясно, что официальная надпись на двери и правда «хе-хе» для здешних обитателей. Черные береты, алые галстуки плюс нашивки всех рангов и специальностей кишели прямо с вестибюля; островок спокойствия был лишь у знамени отряда и Стенда Славы, возле которых с палашами наголо замерла дежурная смена с горнистом. Дня явно не хватало; впрочем, если бы кто-то предложил мальчишкам растянуть сутки до двадцати шести часов и выключить сон – они бы с радостью согласились. Денис отлично знал, что такое эти ночные смены, хотя ему лично лучше работалось днем.

Войко следовало искать на подземном этаже, скорее всего – в мастерской, где создавался образец вездехода для разведчиков Марса. То приветствуя салютом знакомых, то отмахиваясь от других очень похожим жестом, Денис пробился к лестнице и спустился по ней в обычной манере – через три ступеньки. Мало ли что горе. Это не причина для того, чтобы наступать на каждую ступеньку… В третьей школе в прошлом году сконструировали воздушный лифт – кто-то прочитал где-то, что такое вроде бы возможно, и лифт склепали, и он даже месяц исправно работал, доставляя всех с этажа на этаж слегка потрепанными, но зато веселыми и быстро… Накрылся лифт, когда в него заманили школьного заведующего учебной частью по воспитательной работе. О подробностях тамошние пионеры умалчивали.

Нижний этаж был не такой шумный. Вернее, шум тут был деловитый, а кое за какими дверями, снабженными изоляцией, вообще царила суровая тишина. Денис остановился перед дверью, на которой висела исполненная рукой Войко табличка: «Не входить! Идут ходовые испытания!»

Ниже все еще покачивалась другая: «Второй год. Продукты, воду, гигиенические пакеты оставлять у двери, условный стук три раза».

Улыбнувшись, Денис постучал три раза…

* * *

– Уезжаешь, – сказал Войко.

– Да, – вздохнул Денис, не глядя на друга. – Вот так… Но еще целых три дня есть…

Мальчишки сидели на краю затопленной части моста. Вставало солнце – в окружении причудливых облаков, похожих на раскинутые крылья. С моря дул сильный теплый ветер, отшвыривал назад волосы мальчишек и раскачивал свисающие над водой ноги. Срывал с идущих волн высокие брызги, и Денис с Войко были мокрыми до колен.

– В море опять ураган, – сказал Войко, глядя вперед. – Драже там где-то… мать беспокоится очень.

– Да все нормально будет, – бессмысленно сказал Денис и, поняв, что сейчас разревется, пружинисто встал и беззаботно сказал: – Искупаюсь.

Он вскинул над головой руки и без разбега прыгнул вверх. Сделал сальто и без брызг вошел в воду – как брошенное копье.

Он погружался, пока хватало инерции, потом отчаянно заработал руками и ногами, стремясь уйти еще глубже. Вода была теплой; говорят, когда-то в Балтике всегда была холодная вода, но вот уже лет тридцать здесь даже зимой не видели льда.

Мальчишки часто ныряли здесь. В километре от берега лежало на дне трехсотметровое чудовище – остов американского авианосца, потопленного в самом конце Третьей мировой. Громада отталкивала и притягивала одновременно. Правда, все мало-мальски ценное с корабля давно было снято и сейчас вроде бы стоял вопрос о поднятии огромного корпуса…

«Буммм!» – грянула вода. В подсвеченной алым рассветом толще Денис увидел отвесно уходящего вниз Войко – руки прижаты к бокам, только ступни работают, да извивается все тело. Денис остановил погружение – Войко упрямо проплыл мимо него, мелькнуло лицо со стиснутыми губами. Денис поймал серба за щиколотку, показал глазами – вверх! Тот мотнул головой, рывком выдернул ногу, пошел еще глубже. Денис извернулся всем телом – и ринулся за ним.

Мальчишки достигли дна и встали там, держась за какие-то ржавые конструкции – кажется, фонарные столбы. Стояли друг против друга, чуть поводя свободными руками. Легкие Дениса начали гореть, он поднял руку. Войко повернул голову – нет. Тогда Денис силой оторвал его руку от скользкого и колкого чугуна – и они вместе ринулись вверх…

…На поверхность Денис поднялся слепой от красных кругов в глазах. Когда проморгался, то увидел Войко – серб плавал рядом, из носа текли и тут же размывались водой струйки крови. Пролив разбушевался не на шутку за какую-то минуту, пока мальчишки были под водой, расходились тяжелые валы.

Не сговариваясь, оба поплыли обратно к мосту – к берегу, где осталась одежда. Швыряло все сильней, пока наконец не приложило последний раз об облицовку набережной – вышвырнуло, прокатило, обдирая кожу. Денис первым встал на ноги, втащил выше Войко, и они рухнули на траву возле своего барахла, тяжело дыша.

– Ты чего фокусничаешь? – выдохнул Денис, приподнимаясь на ободранных локтях. Все ссадины начало печь морской солью, в голове и горле плескалось пол-пролива. – А не выплыли бы?!

– А… – Войко отмахнулся. – Выплыли же.

– Дубина балконская, – улыбнулся Денис, снова падая животом на траву. До них долетали брызги мгновенно разбушевавшегося моря.

– Поедем завтра на Васильевский полуостров? – спросил Войко. – Туда. Помнишь, в прошлом году?

– Конечно! – обрадованно кивнул Денис, привставая на локте снова…

…Прошлой весной мальчишки синхронно, как у них всегда бывало, увлеклись пением. Петь они и раньше не стеснялись, а тут оказалось, что у обоих хорошие голоса, но ни тот, ни другой категорически не пожелали петь в хоре – их не устраивала тамошняя форма для выступлений, а главное – репертуар. Подумав немного, они решили делать не что-нибудь, а сольную программу из старых песен. Песни надергали откуда попало, а в качестве костюмов выбрали джинсы и жилетки. Жилетки вообще были сербские национальные, но, вывернутые, сошли за жилетки просто. После того как мальчишки решили выступать босиком, волосы подвязали золотисто-черными лентами и повесили гитары на мохнатые ремни-самоделки, получилось нечто не определяемое точно, но у публики с завидной согласованностью ассоциировавшееся с чем-то средневеково-первобытным, неуловимым, но романтичным. Это парни поняли, когда на репетицию к ним просочились в совершенно неприличном количестве «соседки» и просидели до конца, явно не слушая, а глядя. Ну… не сказать, что это было неприятно. Скорей наоборот. Почему и решено было закрепить имидж.