Читать книгу - "Александровскiе кадеты. Том 2 - Ник Перумов"

– Ах, простите, простите старуху, дорогая. «Выбросят» – значит неожиданно появится в продаже.

– А почему же всего не хватает? – удивлялась госпожа Шульц. – Ведь социалисты обещали…

– Ну, нельзя сказать, что не хватает, – качала головой Мария Владимировна. – Никто не голодает. Как у нас говорят: «На прилавках пусто, а в холодильниках у всех всё есть». Конечно, с детством моим не сравнить. Тогда-то всё было, и сколько хочешь – имей только деньги.

– Будь справедлива, Мурочка. Ты сама сказала – никто не голодает. Многие, очень многие вполне довольны жизнью, – заметил профессор. – Это мы с тобой помним, как оно было «добезцаря», а таких уже и не осталось почти. И мы-то с тобой из благополучных семей инженеров, а простому люду…

– Ах, дорогой, брось эти народнические бредни! – отмахнулась Мария Владимировна. – Всегда недовольные найдутся. Давай не будем спорить, отправляйся лучше настраивать машину, а я наших гостей… ну, всё-таки познакомлю с жизнью нашей. Всё-таки первые. – И она улыбнулась.

– Не так сразу, – остановил супругу профессор. – Сперва считать надо. Может, позову Станислава Сергеевича и…

– Не зови, – негромко, но твёрдо сказала Мария Владимировна. – Никого не зови, дорогой, и никому ничего не говори. Ты сам всё подсчитаешь, а я потом проверю. Это у меня хорошо получается. А говорить никому не говори. Вот садись и считай. Я тебе кофе сварю, хорошего, крепкого. А Игорёк гостям город покажет. И расскажет. Мно-ого всего разного тут у нас случилось за шестьдесят-то с лишним лет.

– Война, – очень взрослым голосом сказал вдруг Игорёк. – Блокада…

– Ну да, – вздохнул профессор. – Война и блокада. Вторая мировая, через два десятка лет после первой… Но это такая тема… бесконечная…

Он махнул рукой и отправился в кабинет.

– Буду считать, дорогие мои, – сказал уже с порога. – Отправим вас всех вместе, аккуратно, как следует!

– Вот не разговоры разводи, а считай! Логарифмическую линейку возьми, кстати. Я её на кухне нашла.

– Ах, спасибо, Мурочка, а я-то гадал, куда её засунул…

– Иди уж! – Мария Владимировна самолично захлопнула дверь кабинета. – Ну а вы, гости дорогие? Перво-наперво вас надо переодеть…

– Как именно? – Феде показалось, что в голосе Ирины Ивановны звучит самый настоящий ужас. – Как вон те, на улицах? В совершенно неприличном? С голыми ногами? Никогда! Мария Владимировна, вы же сами помните, вы же были гимназисткой, вы… И вообще, кому какое дело, как я одета?!

– Ш-ш-ш, дорогая, не сердитесь на старуху. Ну разве сами вы не понимаете? Вам нельзя привлекать внимание!.. Мальчики-то, кстати, ничего, форма почти как у суворовцев, только погоны с вензелями снять…

– Как это «снять погоны»? – вырвалось у Феди. – Погоны – это честь мундира, мы, александровцы…

– О Господи, Царица Небесная, – вздохнула Мария Владимировна. – Дорогой кадет, представьте, что вас забросили с заданием во вражеский тыл…

– Ба, да чего ты, – вдруг перебил Игорёк. – Старорежимная ты у меня какая-то. Не надо им ничего нынешнего надевать. Так и пойдём. Я тоже сперва думал, что переодеваться, всё такое. Но сюда-то мы дошли, и ничего. Так что…

– Что «так что»?! – упёрла руки в бока Мария Владимировна.

– Да очень просто, – снисходительно пояснил Игорёк. – Снимается кино. Кино снимается, вот и всё. Сколько раз я сам видел. Кто спросит – со съёмок идём. Обеденный перерыв. Ещё и расписаться будут просить^[3].

– Где расписаться? – удивился Константин Сергеевич.

– Уж где придётся. Артистов у нас все любят.

Мария Владимировна вздохнула.

– Времена сейчас, конечно, не те, что раньше, не как после революции. Но… всё равно.

– Ба, да не волнуйся ты! Люди в костюмах просто идут, вот и всё.

– Иногда действительно лучше вообще не таиться, – задумчиво сказала Ирина Ивановна. – В чужой одежде мы чужие. А так – и впрямь артисты. Сыграем, если надо, а, Константин Сергеевич?

– Сыграем, – кивнул подполковник. – Только с оружием не расставайтесь, Ирина Ивановна.

– Ни за что! – Ирина Ивановна прижала к груди ридикюль.

– У вас там что, пистолет? – нахмурилась Мария Владимировна. – Бросьте, милочка, не нужно вам этого; ни большевиков я не люблю, ни тех, кто сейчас правит, их наследничков, но на улицах Ленинграда…

– Что? Каких улицах?

– Санкт-Петербург так теперь называется, – вздохнула хозяйка. – Петербург-Петроград-Ленинград. Сперва переименовали, когда война с германцами началась, ещё при царе, а потом, когда Ленин, у большевиков главный, умер – снова, теперь в его честь.

– Ленинград… – вдруг проговорил Костька Нифонтов, катая чужое название во рту, словно конфету. – А ничего так. Звонко.

– Звонко, – согласилась Мария Владимировна. – Мы привыкли.

– Быстры они, однако… – проворчал Две Мишени.

– Да они почти всю страну переименовали, – засмеялась вдруг хозяйка. – Царицын теперь Волгоград, Самара – Куйбышев, Симбирск – Ульяновск, Вятка – Киров, Екатеринбург – Свердловск. Николай Михайлович мой всё сердится, сердится – а я ему, мол, да ладно, название в рот не положишь, имя на плечи не накинешь. А зато вот совсем бедных теперь не стало, бродяг-побирушек да нищих. В общем, на улицах у нас не нападают. Так что пистолеты лучше здесь оставить. У нас это запрещено. Строго запрещено! Единственное, что и впрямь может вам угрожать, – если задержат с незаконным оружием. Эх, не убедил меня внук мой богоданный, лучше б переоделись бы вы…

Две Мишени хмыкнул, но всё-таки выложил браунинг с запасными обоймами. Ирина Ивановна, однако, лишь покачала головой.

– Да не полезет никто к ней в сумочку, ба, – очень по-взрослому заметил Игорёк. – Не те времена^[4].