Читать книгу - "Побег - Бекс Хоган"

Вчера Бронн мог спасти меня от чего угодно, кроме утопления, разве нет? Это и есть та причина, почему я его ненавижу.

Потому что игнорировать меня после своего Посвящения было для него недостаточно. Как будто знакомый мне мальчишка исчез в тот день, когда отправился держать экзамен, а вместо него вернулся жестокий мужчина, которому явно нравилось причинять мне боль. Мужчина, который одним дождливым днем разбил годы доверия, как молоток кость.

Я тогда искала Бронна, устав от его молчания, исполненная решимости не ставить крест на нем. На нас. Я обнаружила его на шканцах, где он укрывался под парусами, играя с кем-то из команды и заливая в себя ром так, будто это была вода. Я спросила, можем ли мы поговорить, а когда он меня проигнорировал, попыталась ему приказать, неразумно выказывая свою власть, как капитанская дочка. Остальные засмеялись, назвали Бронна моей собачкой, сказали, что лучше ему идти, когда дуют в свисток. Помню его взгляд. То была сплошная ярость. Я бы ушла, оставила его и нашла укромное местечко, чтобы выплакаться, однако Бронн не собирался позволять мне так его позорить.

– Удивлен, что ты сюда добралась, – сказал он тоном острее стали. – Разве дождик прошел?

Кровь застыла в моих жилах. Резкость вопроса подсказала всем присутствующим, что в нем скрыт некий смысл, и вся палуба погрузилась в выжидательное молчание.

Я изобразила невинность.

– Не знаю, о чем ты.

Но Бронн уже вскочил на ноги. Его подельщики последовали примеру. Напуганная, я попыталась отпрянуть, однако они оттесняли меня всей толпой, пока я не уперлась спиной в поручни, а они образовали живую стену, мешая мне улизнуть.

– О том, что ты боишься воды.

Он выдержал мой взгляд, не моргая, вонзая каждое слово мне в грудь, как нож, обнажая мой секрет и заставляя его растекаться кровавой лужей по палубе.

Остальные снова стали ржать, но на сей раз с невысказанной угрозой. Они как будто не могли поверить в свою удачу.

– Ты? – сказал один из них. – Дочка капитана и боишься воды?

Смехотворность подобного заявления снова заставила их схватиться за животы, а когда хохот стих, его сменило ликующее предвкушение.

– Похоже, пора ей научиться плавать, как считаешь, Бронн?

Вызов был брошен, и я сквозь слезы таращилась на Бронна, все еще не веря в то, что он открыл мою тайну, но зная, что он не зайдет, не сможет зайти дальше этого.

И тут он толкнул меня через борт.

Когда я ударилась о волны, мой рот был открыт в крике, так что вода хлынула мне в горло, я закашлялась и принялась в панике молотить руками. Я словно заново переживала те мгновения, когда чуть не утонула в детстве, словно ожили мои ночные кошмары. Я не могла никого позвать, не могла крикнуть. У меня для этого не хватало воздуха. Те страшные мгновения были наполнены лишь тщетными попытками сделать вдох, удушьем, светом и тьмой, когда я вырывалась на поверхность и снова тонула, отчаянно била руками и ногами в поисках чего-нибудь твердого, а матросы наверху потешались и забрасывали меня насмешками.

Меня спасла Грейс. Ее сильные руки удерживали меня над водой, пока она плыла обратно к штормтрапу, сброшенному ею же перед тем, как кинуться мне на помощь. Как только я рухнула на палубу, она завернула меня в плед и обрушила свой гнев на тех, кто с хохотом наблюдал, как я гибну.

– Постыдились бы, – говорила она, пока я выкашливала у ее ног свои легкие.

Они что-то невнятно бормотали и расходились, но она ухватила Бронна за руку.

– О чем ты только думал? – спросила она.

Он высвободился из ее пальцев и пожал плечами. Будто я для него ничего ровным счетом не значила. Именно тогда я впервые осознала, что так оно и есть. Все кончено. Друг, который когда-то у меня был, никогда бы так со мной не поступил. Того друга больше нет. У него был выбор: я или Змеи. Он не выбрал меня. В тот день я потеряла надежду завоевать уважение команды, узнала совершенно новый смысл слова «унижение» и с тех пор так и не пришла в себя после предательства Бронна.

Однако сейчас, когда тела наши соприкасаются, это напоминает мне того мальчика, который значил для меня все, и даже сейчас мне слишком больно вновь переживать те воспоминания.

– Думаю, отсюда я уж сама как-нибудь доберусь, – говорю я.

Я надеюсь, что это прозвучит безразлично, но голос, к моему ужасу, дает петуха, а слова застревают в горле.

Пытаясь скрыть это благодарственным кивком, я отталкиваюсь и иду дальше, чуть быстрее и гораздо более взволнованно, чем раньше. Если честно, добравшись до каюты отца, я облегченно перевожу дух, хотя на самом деле мне стоит бояться.

Он сидит возле декоративного камина, который именно что декорация – я никогда не видела в нем огня, – и читает книгу. Коготок примостился у него на плече, и при моем появлении вскрикивает. Недовольство написано на всем отцовском лице, пока он разглядывает мой синюшный нос, заставляя меня испытывать неожиданное и обманчивое ощущение триумфа. Мое поведение застает его врасплох. Хотя получилось это неумышленно, мое пренебрежение его правилами оказалось сюрпризом. Но я должна быть осторожной. Я на опасной территории. Поэтому жду, готовясь к нагоняю, который не может не последовать. Вместо этого отец указывает на стол, на котором уже лежат хлеб и фрукты.

– Садись, посиди со мной.

Я делаю, как мне велят, все еще стараясь разобраться, в каком он настроении, и только потом открывать рот.

– Я всегда хотел сына, – говорит он, и это звучит ударом под дых. – Ты знала об этом?

– Нет.

Я изо всех сил пытаюсь, чтобы мой голос звучал ровно. Я вру. В душе я всегда это знала. А как иначе? Но слышать, как он об этом говорит! Не ожидала, что будет так больно.

– А вместо него появилась ты.

Он смотрит на меня разочарованно. Может, он ждет от меня извинений за то, что я родилась не того пола? Не дождется.

– Я бы знал, что сделать с мальчишкой. Но с тобой…

Он протягивает руку, берет яблоко и вытирает о рукав.

– Возможно, я ошибался, воспитывая тебя так, как воспитал бы сына. Но я знаю лишь один способ вырастить Гадюку. Тот, которым растил меня мой отец. Тот, которым его отец растил его. Наверное, ты считаешь, что у меня слишком тяжелая рука, но дело в том, Марианна, что так уж я устроен. Все, что я делал с тобой, проделывали со мной.

Никогда не слышала, чтобы он вспоминал о своем отце. Никогда. Про деда до меня доходили разве что слухи о его жестокости.

– Так почему же, – продолжает он, рассматривая сверкающие бока яблока, – я не вижу в тебе себя?

Мы с отцом не похожи друг на друга, гены моей матери оказались сильнее. Он высокий, я мелкая. Он светлокожий, я смуглая. Но я понимаю, что его речь не об этом. И все равно молчу, не веря в то, что могу подобрать правильные слова.