Читать книгу - "Охота на Минотавра - Николай Чадович"

– Только не надо давить из меня слезу. Давай лучше вернемся к тому случаю в клинике. В какой именно корпус проник Ухарев?

– Представь себе, в тот самый, где кантовался Наметкин. Но попрошу не обобщать. Всякие аналогии здесь неуместны.

– А этаж?

– Достал ты меня! – застонал опер. – Тот этаж, тот! Только крыло другое. И зачем я тебе все это рассказал!

– Слушай, мне нужен Ухарев. – На Донцова вдруг накатил охотничий азарт, чувство столь же древнее и неукротимое, как голод и похоть.

– Мне тоже. Кто же от гарантированной премии откажется.

– Тогда давай поможем друг другу. Мне Ухарев, тебе премия.

– Если бы это было так просто, я бы его и сам давно повязал.

– Но ведь другие его как-то находят. Мужья постылых жен и жены неверных мужей.

– Хочешь знать технологию?

– Хочу.

– Тогда слушай и мотай на ус. Хотя сомневаюсь, что моя наука тебе пригодится. Знаешь, как называется наше время?

– Время перемен. – Донцов ляпнул первое, что пришло в голову, хотя правильнее было бы сказать что-то вроде: «Время прокладок и памперсов».

– Нет, время организованной преступности, – поправил его опер. – Даже карманник обязан отстегнуть часть своей добычи авторитету, который держит этот район.

– Вот так новость! Ты мне прямо глаза на жизнь открыл.

– Подожди язвить и слушай дальше. Само собой, что киллера-единоличника никто терпеть не будет. Свои же братья-бандиты поймают, и в сортире утопят. Спокойно работать можно только под надежной крышей.

– Какая же надежная крыша имеется у мелкого киллера Ухарева?

– Это как раз и не важно. Важно совсем другое. Наша блатная братва кучкуется в основном на Октябрьском рынке. Легально состоят в охранниках, а нелегально пасут всех дельцов, начиная от торговок семечками, и кончая оптовиками. Вид эта публика имеет весьма колоритный. – Опер провел ладонью по своему бритому черепу. – Вычислить их можно с первого взгляда. Допустим, ты потенциальный клиент, который уже навел справки у знающих людей.

– Допустим, – кивнул Донцов.

– Смело подходишь к этим шурикам и говоришь: «Надо бы с Кондуктором увидеться, дело есть». Тебе отвечают: «Иди пока, парень, погуляй, а мы подумаем, про какого такого Кондуктора ты нам фуфло толкаешь». Первый контакт состоялся. Отходишь себе в сторонку. История эта может не иметь никакого продолжения. Значит, ты чем-то братве не глянулся. В другом случае к тебе подваливает мелкий шкет и спрашивает, какое именно дело у тебя имеется к дяде Кондуктору. Излагаешь свою просьбу. После этого контакт опять может оборваться. А может и продолжиться. Тебе предлагают завтра в определенное время подойти в определенное место. Там и состоится конкретный разговор. Другой шкет, который первого, наверное, и не знает, берет все установочные данные жертвы, и назначает цену. Да не с потолка, а вполне определенную, как в прейскуранте. На домохозяйку одна цена, на таксиста – другая. Сразу отдаешь все деньги. И с приветом. Ты их не знаешь, они тебя не знают. Иди домой и начинай готовиться к похоронам того, кого ты заказал.

– А не обманут?

– Никогда! – с чувством произнес опер. – Блатные – самая добросовестная и обязательная публика в нашей стране. Если взялись кого-то убрать, то обязательно уберут. Бывают, конечно, накладки. От них никто не застрахован. Но человек, ежедневно пользующийся общественным транспортом, и не имеющий надежной охраны, заранее обречен. Пусть он даже будет Брюсом Ли или Ильей Муромцем.

– Факт, безусловно, печальный.

– Какой уж есть. Но без ложной скромности скажу, что нашими стараниями поголовье киллеров сокращается. А теперь слушай сюда. – Опер наставил на Донцова свой указательный палец, словно из пистолета прицелился. – Предупреждаю, не вздумай сам лезть в это дело. Я-то уже понял, что у тебя на уме. Блатные народ ушлый и изворотливый. В нашей жизни они лучше любого профессора разбираются. Милиционера с ходу вычисляют, по одной только роже, как фашист еврея. Кроме того, их бывшие сотрудники органов втихаря консультируют. За скромное вознаграждение своих, суки, сдают. Ты еще и на рынок зайти не успеешь, а там уже самая последняя шавка будет знать, что сюда легаш ряженый топает. С тобой даже разговаривать никто не станет. Это в лучшем случае. А могут и подрезать. Чтоб другим неповадно было.

– Зачем же милиционера на стрелку посылать! Можно тихаря незасвеченного использовать.

– Это ты думаешь, что он незасвеченный. Урку не обманешь… А кроме того, где ты возьмешь тысячу баксов? Деньги-то в любом случае пропадут. Их авторитет в собственные руки получает, а уж потом с исполнителем делится. И учти, кукла не пройдет. Фальшивки тоже. Это равносильно, что мусульманину вместо баранины кусок свинины подсунуть.

– Проблема, конечно, серьезная, но разрешимая, – последние слова Донцов не сказал, а скорее выдавил из себя.

Вновь навалилась слабость, уже ставшая привычной, но каждый раз все равно пугающая. И сам опер, и все окружающие его предметы утратили вещественность, словно отодвинувшись в какой-то совсем другой, иллюзорный мир.

Хорошо хоть, что нынче слабость пришла одна, без тошноты и рвоты.

– Что с тобой? – донеслось как бы издалека. – Расстроился от моей трепотни?

– Душно у вас что-то, – произнес Донцов через силу. – Я, пожалуй, лучше на свежий воздух выйду. А за консультацию спасибо. Про пузырь я не забыл. Даже два поставлю.

– Так в чем же проблема? Рабочий день на исходе. – Опер продемонстрировал ему циферблат своих навороченных часов, где из-за обилия стрелок ничего нельзя было разобрать, – сейчас какого-нибудь добровольца в магазин сгоняем.

– Нет, не получится. Дел еще много. Да и строго у нас с этим. В любой момент могут в главк вызвать.

– Да, не позавидуешь твоей службе. У нас хоть и не сытно, да вольно. Дворовый пес с комнатной собачкой местами не поменяется.

– Знаю. Был я псом. Правда, лапы сбил и клыки стер.

– Заметно… Проводить тебя?

– Ни-ни. Я сам. – Донцов встал, опираясь на край стола. – Извини, я фамилию твою забыл. Кого спрашивать, если вдруг понадобишься?

– Зачем тебе моя фамилия? Она в памяти не держится и на слух не ложится. Здесь меня все Психом зовут. Так и спрашивай. Позовите, дескать, к телефону Психа.

– Договорились… Только ты забыл мне одну вещь на прощание подарить.

– Бери. Мне этого добра не жалко. – Опер извлек из стола несколько мутных фотографий. – Профиля, извини, нет. Один фас.

– Курносый… – вглядываясь в снимок, задумчиво произнес Донцов. – Сколько, говоришь, ему лет?

– Около сорока.

– Здесь моложе выглядит.

– Фотка старая. С паспорта переснимали. Теперь он, конечно, изменился. Нервная жизнь и неправильное питание на ком хошь скажутся.