Читать книгу - "Viva la Mésalliance, или Слава Мезальянсу - Игорь Давыдов"

Оттого и тюремные камеры для шляхты куда больше напоминали гостиничные номера, и даже решётки на окнах были интегрированы в интерьер столь удачно, что ни у кого не возникало даже мысли о том, что они нацелены на сдерживание от побега пленников, а не на защиту последних от преступной челяди.

Однако слечне Сковронской Даркен решил отказать в удобстве и комфорте. Её правую, пригодную для колдовства руку усекли. Окна покоев велено было заколотить, света в помещении не включать. Благо последнее являлось проблемой только для человеческих глаз, но не для видеокамер, сконструированных таким образом, чтобы и в полной темноте имелась возможность наблюдать за поведением недобровольных гостей дома Маллоев.

Так что, когда дверь распахнулась, явив очам пленницы силуэт «номера один» в обрамлении лучей электрического света, та была вынуждена зажмуриться и отвернуться, не в силах выносить нечто столь болезненно яркое. Оттого девушка и упустила момент, когда её схватили за волосы, рывком подняли, словно оплошавшего котёнка, не дав даже найти ногами опоры, а затем от души приложили лицом о стену.

— С добрым утром, слечна Стрыга! — весело и злорадно воскликнул мучитель. — Проснитесь и пойте! Проснитесь и пойте!

— И что же… — начала-было цедить сквозь зубы девушка, однако договорить не успела: сдержанный, сдавленный, но внятный ответ перешёл в громкий визг боли, когда пальцы молодого человека сотворили с её ушной раковиной нечто совершенно неестественное.

— Ха-ха! Это блюз, Лукан! Ты это слышишь, подпевай!

Сегодня вместе с Даркеном Маллоем в гости к слечне Сковронской пожаловал пан Кучера. Он легко включился в игру и с весёлой улыбкой на губах завыл волком, добавляя атмосфере откровенно де садовского увеселения нотки безумия и абсурдизма.

Гало не был любителем подобного и его постная мина могла бы испортить эффект, оказываемый на психику допрашиваемой, а Ёлко… у Ёлко были дела поважней, да и не след мужчине вмешивать в подобные дела женщину, которую он любит.

Тем более, что Даркен не просто так пожаловал в камеру лично. Понятно, что Броня, которую сын рода Маллой нанимал именно что на должность палача, впечатлённый той безэмоциональной безжалостностью, которую демонстрировала эта человекоподобная рептилия, сейчас была недоступна. Она устала. Она вымоталась. А ещё, она могла, теоретически, сама того не ведая, сливать информацию Перловке.

Но ведь у Даркена большой ковен. Можно было послать того же Лукана. Или Айярру. Они были бы рады выслужиться перед ректорским сынком.

Тем не менее, было в данной ситуации кое-что особенное. Нечто, выделяющее общение с этой конкретной пленницей на фоне любого другого теоретически возможного допроса и заставившее молодого человека взять пана Кучеру в помощники, а Аю — отправить допрашивать остальных, куда менее важных пленников, да угадывать, кто из них оказался террорюгой, а кто — оживлённой официанткой.

Личная неприязнь «номера один» к слечне Сковронской. Хотя, «неприязнь» — это слишком мягкое слово. Те несколько дней в подвалах клуба «Кампричикос» пробудили в Дарке эмоции куда как более сильные. Даже выбросив на свалку истории наиболее травмирующие воспоминания, Маллой-младший сохранил в груди пламя всепоглощающей ненависти, которое и подпитывало этот примитивный, недостойный разумного человека садизм.

Молодой человек и правда хотел, чтобы Сковронской было больно. Он хотел уничтожить её гордость. Лишить её надежды. Переломать пополам моральный хребет, а затем потоптаться на всём том человеческом, что в ней осталось.

В прошлой жизни, выскажи Дарк такое желание вслух, непременно подвергся бы критике. От него отвернулись бы все или почти все. Мораль Земли XXI века не то, чтобы одобряла подобный подход, закономерно считая его деструктивным. Однако Форгерия XXI века оказалась абсолютно иного мнения. И пусть местный уровень технологий даже несколько обгонял таковой в старом мире Маллоя-младшего, социум здесь был, так сказать, довольно отсталый.

И «номер один» был не из тех людей, что демонстрировали заинтересованность тянуть этот самый социум наверх, к сиятельному свету прогресса, особенно если делать это придётся ценой собственного комфорта и доступа к запретным удовольствиям, вроде примитивной мести. Ему и тут неплохо. Место, куда распределила его воля Гатеи-ключницы, или же коварной Лешей, оказалось достаточно тёплым и уютным. А если тебе тепло и уютно, так сиди и не чирикай.

Пальцы Даркена вернули ушную раковину Сковронской в положение, более-менее похожее на исходное, когда визги пленницы стали дополняться сдавленной хрипотцой и иными, явно не предусмотренными конструкцией голосовых связок помехами. Молодой человек отпустил девицу, позволив той безвольно осесть на пол и отдышаться, а затем опустился на корточки, чтобы быть поближе к своей жертве.

— Знаешь, Экзи, есть такая прописная истина: поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. А я — радушный хозяин, и очень-очень хочу отплатить тебе за гостеприимство той же монетой, что я получил от тебя тогда, в подвалах злополучного клуба «Кампричикос».

У девушки аж кашель в глотке застрял, когда она услышала эти слова. Пленница слегка повернула голову и скосила на своего мучителя подозрительный и слегка испуганный взгляд.

И взгляду этому открылась хищная, недобрая улыбка Маллоя-младшего.

— Ты всегда была умной девочкой, Экзи. Умной… но кра-а-айне мерзкой. Ты правильно догадалась: я именно тот Даркен, который гостил у вас недавече. Вот это сюжетный поворот, не так ли? — некромаг решительно схватился за запястье левой руки пленницы. — Вставай! Мы должны станцевать сюжетно-поворотный танец!

Девушка была крайне лёгкой, так что уже через две секунды они кружили вместе по камере: ножки слечны Сковронской сами собой ступали в ритме танца. Всё же, она оставалась дворянкой, а дворяне все обучены следовать за музыкой. По крайней мере, если то направление, к которому принадлежит мелодия, почитаемо в Богемии.

Даркен ловил особое удовольствие от возможности взглянуть в широко распахнутые глаза пленницы. Первый испуг постепенно сменялся нарастающей паникой, но вот та запнулась о сверкающий камушек отчаянной надежды.

— Это была не моя воля, Даркен, — всего за один протяжный вопль Сковронская успела сорвать голос. — Я исполняла приказ Лешей. Если тебе показалось, что здесь есть что-то личное, то лишь оттого, что я грамотно играла свою роль.

«Номер один» осклабился.

— Броня мне уже рассказала о беседе с твоим папенькой. Вот он летун, право слово. Позавчера служил короне, вчера — Ганнибал-тян, сегодня — Лешей. Проснётся Ктулху, будет служить Ктулху.

— Я… не могла пойти против воли отца, — Экза облизнула пересохшие от волнения губы. — Тем более, что любой суд признал бы меня пособницей. У меня ничего нет, Даркен. Ничего. Я просто цепляюсь за жизнь…

Из очей девушки брызнули слёзы, и Маллой-младший, как и полагается настоящему благородному пану, тотчас же поспешил утереть их костяшкой указательного пальца.