Читать книгу - "В двух шагах от вечности - Алексей Доронин"

Громада здания вырастала на горизонте. Хоть Фрейд и считал, что любая такая постройка – фаллический символ, эта пирамида была больше похожа на гигантский курган, где живут неведомые общественные насекомые. Или где погребен кто-то великий и страшный.

Будь он один, Рихтер… да и любой хомо сапиенс почувствовал бы себя как первоклассник на сцене школьного актового зала. Открытый всем взглядам, беззащитный, растерянный. Но они были отрядом, боевой единицей, с четкой структурой и специализацией каждого. Они сами были муравейником в миниатюре, поэтому в свои шансы верили. Проклятая пирамида казалась символом «Novus ordo seclorum». Максим не верил в байки о вольных каменщиках. Да и пирамида у масонов была не такая, не ступенчатая, а ровная. И если в той пирамиде, изображенной на долларе, был один глаз, то в этой их могли быть тысячи, электронных. Но в море мифов и дезинформации была капелька правды. Миром действительно правила чуждая и злая сила. Вот только происхождение ее было вполне земное, и никакой мистики в ней не было.

«Если меня собьют, я ни о чем не буду сожалеть. Будущее термитное общество меня пугает, и я ненавижу их доблесть роботов», – писал Экзюпери в последнем письме.

«Чепуха! – подумал Рихтер. – Лезет же всякое в голову в такой момент. Скорей бы долететь!».

Он, конечно, не считал вслед за Гаврилой, что французы – тряпки, которые могут воевать только с le gushka, и то если та уже на тарелке. Но «Маленький принц» ему казался книжкой для маленьких девочек, и ему было странно, что ее написал военный летчик. Человек не должен потакать своей слабости. Не должен бередить в себе боль. Не должен ходить от психолога к психоаналитику и жаловаться другим сетевым анонимам. Он должен быть борцом, воином, независимо от пола. Должен покрепче заковать себя в панцирь и бороться за общее благо. А экзистенциализм, зацикливающийся на «уникальных переживаниях личности», ему всегда казался моральным коллаборационизмом.

Максиму настроиться на нужный лад помогали раннесоветские поэты. Вместо интеллигентской рефлексии и гуманизма каких-нибудь «шестидесятников» там все было просто: «В брюхо толстое штыком мироеда!» или «Пули погуще по оробелым! В гущу бегущим грянь, парабеллум!».

Жестко, конечно, но время перелома мягким и не бывает, подумал военспец. Мир голодных и рабов, восставший против угнетателей, не бывает добреньким.

Рихтер и не заметил, как ощущение дискомфорта прошло. И снова он чувствовал себя как боксер, готовый к новому раунду. И хотелось закричать «Ура!» так громко, чтобы слышно было на другом конце круглой Земли.

Внизу на смену убитым бежали новые волны пехоты. Командование не зря так долго копило силы, собирало резервы с половины страны. Теперь ему оставалось только вводить их в бой. И роботы, похоже, закончились раньше, чем люди. Их напор ослаб. Оставшиеся в строю стягивались сначала в границы Куаутемока, а потом к подножью Башни. А люди шли на штурм.

Чувствуя свое единство с этим потоком, Макс захотел петь советские песни. Но мозг их упорно переиначивал: «Закачаны в планшеты космические карты…», «Он хату оставил, ушел воевать, чтоб землю в Канаде индейцам отдать…», «Наш паровоз вперед летит. Кому не остановка?». Вспомнил и позднесоветского поэта Виктора Цоя. Хотелось горланить про группу крови на рукаве: «Пожелай мне удатчи! Пожелай мн-е-е-е-е! Удатчи!!». Рихтеру всегда казалось, что он говорит по-русски с хорошим произношением, но все славяне в отряде хором твердили, что немецкий акцент у него такой, что ему или Гете читать, или команды раздавать.

Петь хотелось вслух. Черт возьми, хотелось затянуть во всю глотку! Видимо, сказалось перенасыщение крови кислородом от аппарата. Будто веселящего газа нюхнул. Или все-таки что-то подмешали в пищу и воду? Стимулирующее? А может, облучили чем-то?

«Чушь собачья. Нет, наши бы так не поступили. Не стали бы пичкать химией, которую принимали „матадоры“. Это не наши методы».

Но накрыло его с головой. Скорее, это природный коктейль из гормонов. Норадреналин или что-то еще. Организм понимает, что надо собрать все силы в кулак.

Чем ближе они подлетали, тем большую часть горизонта закрывала пирамида. Она была подсвечена оранжевыми и красными огнями. И кроме них, горящих ровным светом, были еще прожекторные лучи, устремлявшиеся далеко в темноту как протуберанцы от звезды – в разных направлениях. Если бы не невидимость, летучие диверсанты уже были бы как на ладони.

Вскоре они начали постепенное снижение.

Когда до цели оставалось меньше километра, Максим через зум заметил, как в верхней части здания, под самым шпилем, открылась россыпь маленьких отверстий, как в пористой губке, каждое не больше тридцати сантиметров в диаметре.

А через долю секунды, словно осы из потревоженного гнезда, из этих дырочек начали вылетать черные точки. Система целеуказания сигнализировала об обнаружении множества движущихся объектов. И они приближались. Это были дроны типа «Оса» и «Шершень» или что-то аналогичное им по размеру.

Неясно было, заметили ли они авиагруппу повстанцев, или просто решили провести патрулирование.

Сомнения оставались до тех пор, пока рядом не просвистела первая пуля. Дроны стреляли в них, хоть и не очень точно. Возможно, наугад и наудачу. На звук. Но ждать было бессмысленно.

«Отряд, к бою! – дал Рихтер условный сигнал.

– Полное ускорение!».

Сейчас они будут причинять добро и наносить радость.

Когда до дронов оставалось полкилометра, летуны открыли огонь из китайских лазерных винтовок. Два ослепленных лазером «Шершня» врезались друг в друга и упали вниз бесформенной грудой запчастей. Еще один заложил резкий вираж и воткнулся в стену Башни, не взорвавшись, а просто разбившись на куски.

Сфокусированный луч не только слепил датчики и оптические системы, но и выжигал роботам матрицы камер наблюдения, то есть «глаза».

Еще лучше показала себя тяжелая электромагнитная винтовка с раструбом, похожая на старинный пылесос, которая была у Санчеса. От каждого выстрела падало по одному дрону. Но их все еще оставалось много. И стреляли они всё более точно.

Один из бойцов, имя которого Рихтер не вспомнил бы без подсказки, а позывной был «el Enterrador», Могильщик, дернулся, подстреленный, но удержался в воздухе.

«Я в порядке!» – сигнализировал он.

«Рассредоточиться! – послал сигнал Максим.

– Направление на шесть часов! Дистанция сто метров!».

Одного из дронов Революционной армии, которые тоже подоспели к битве, Рихтер взял под свой прямой контроль. И направил вперед, дав команду обогнать свои ряды. Как он и ожидал, по маленькому мультикоптеру дроны корпов не начали стрелять, потому что недооценили опасность. Люди для них были в приоритете. Они не могли знать, что у этого маленького дрончика – самодельного, переделанного еще Иваном в Канкуне из почтового доставщика FedExp, – была особая начинка. Электромагнитная бомба малого радиуса действия.