Читать книгу - "Одноклеточный - Олег Никитин"

— Уф, — услышал я вдруг голос Аоки. — Кажется, в ладане тоже было что-то такое. А то бы мы не улетели так сильно. Осталось только зубы и животы раскрасить. Эй, кончай уже!

Я вытер со лба испарину. Минору между тем где-то раздобыл бубен и долбил в него, как робот.

— Круто он завёлся, — сказал Гриб и отнял у парня инструмент. — Кому эбселена?

— Пойдём в сад, — сердито сказала мне Аоки. — Варвары какие-то. Представляю, как сейчас чувствует себя Сатою.

Мы с остатками призраков в глазах выбрались из комнаты и спустились на первый этаж. Я думал, что девушка хочет показать мне заснеженный сад перед домом, но она повела меня в другую сторону. Там оказался второй выход, и вёл он в настоящий тёплый парк! Я остановился на его пороге как статуя. Мы словно очутились летом в ночном лесу. Нет, всё-таки не в лесу. Кое-где сияли фонари, и слышался шум фонтана. Густо пахло цветами.

— Гляди, отсюда можно освещением управлять. — Аоки показала мне панель рядом с дверью и даже покрутила каким-то верньером. На минутку стало куда светлее, а потом опять полутемно. — Можно эхо сделать, как в горах. Или заставить разговаривать камни и скульптуры, отвечать на вопросы. Интеллект, правда, у системы не очень…

— Не надо, — испугался я. — У меня ещё мозги не до конца прочистились.

— Куда пойдём? Слева цукияма — пейзажный сад с холмами. Справа хиранива, плоский сад, там же площадка с пятнадцатью камнями. Прямо — озеро со скалой и водопадом.

— А я думал, это фонтан шумит.

Мы отправились налево, чтобы сделать круг по саду и вернуться к дому. Ни за что бы не подумал, что в городе может быть такой участок земли. Возле нашего старого дома такого, понятно, не было. Вот что значит древняя самурайская фамилия. Я шёл по холмам и любовался цветами и птицами. Их тут много было, и некоторые не спали. Аоки мне называла их: дрозд, кукушка, дятел, фазан, снегирь… На пруду обнаружились две цапли, бекас и даже альбатрос. Он сидел перед ошмётком рыбы и дрых с головой, засунутой под крыло.

Я обошёл вокруг пруда и вдруг понял, что остался один. Аоки отстала, зазевавшись на какой-то цветок или куст скиммии. Хотел уже крикнуть и позвать её, но вспомнил про спящего альбатроса и промолчал. «Ладно, не потеряюсь», — решил я и двинулся дальше, петляя по узкой тропинке между кустов. Наверху тихо шевелились кроны деревьев, обдуваемые из вентиляционной системы. Было тихо, только со стороны дома долетали резкие гитарные пассажи, а откуда-то ещё — глухой, почти незаметный рёв городской эстакады.

На головой висел пятнистый жёлтый кружок Цуки. Оттуда по нам микроволновый луч врезал…

Кусочек тишины в никогда не спящем городе.

И тут я услышал короткие всхлипы. Как будто в кустах ревела, сдерживаясь, девчонка. Коря себя за любопытство, я отправился на звук. Старался не хрустеть ветками. А потом, наоборот, принялся шуметь, я же не собирался ни за кем подглядывать.

Это была Сатою. Она уселась на скамейке рядом с садом камней. Но не смотрела на него, отыскивая пятнадцатый камень, а уткнулась лицом в платок. Я сел рядом и сказал:

— Здесь красиво.

Камни и правда смотрелись неплохо. Я вообще-то не ценитель таких садов, потому что сиживал рядом с ними всего несколько раз. Это нихонцы умеют уноситься мыслью в подсознание или на духовные вершины. Их веками учили. А мы, айны, всё больше о приземлённом мечтаем.

— Понимаешь, Егор-сан, только гейши умеют толком носить кимоно и белить лицо. — Девушка высморкалась и поглядела на меня. На её щеках и под глазами видны были потёки косметики. — Я хотела быть хранительницей традиционной женской культуры. Обучилась древним танцам и весёлым песням… Только мне кажется, что моё искусство никому на этом острове уже не нужно.

— Танцам, говоришь? Покажи.

Сатою вдруг улыбнулась и встала. Пояса у неё не было, и полы кимоно норовили разлететься в стороны. Девушка в смущении постаралась запахнуть их, но понятно было, что танцевать в такой растрёпанной одежде нельзя.

— А, плевать, — заявила она вдруг.

Вскинула руки и закружилась, порой нагибаясь и касаясь рукой колен. И стала при этом напевать. Наверное, привыкла к тому, что занятия танцами под музыку проходят. Пела она по-нихонски, так что понять я ничего не мог. Но всё равно звучало красиво. Думаю, там было про древних самураев и цветение сакуры, верность сёгуну и прочие возвышенные штуки. Я слушал и глядел на её тонкую фигуру, совсем обнажённую. Наряд-то она скинула, всё равно он только мешал ей танцевать. Свет фонарей выскакивал из-за неё то слева, то справа, то между рук.

В общем, крыша у меня уже через минуту съехала. Я почувствовал себя нихонцем из позапрошлого века.

Вдруг Сатою прекратила танцевать и замолкла. Кажется, выступление кончилось. Она шагнула ко мне и положила ладони на плечи, потом нагнулась и поцеловала в губы. От неё терпко пахло чем-то интимно-женским, так что у меня вторично закружилась голова.

— Спасибо, что посмотрел и послушал меня, — сказала она.

— Это было здорово.

— Мне тоже понравилось, — сказала Аоки. Сатою вздрогнула и отстранилась. Её сестра стояла в паре метров от нас с упёртыми в бока руками. — Может, оденешься? Не так уж и тепло.

Сатою отошла к валявшемуся на краю каменного сада кимоно, изящно наклонилась и подняла его.

— Я прошла обряд мидзу-агэ, — спокойно сказала она. — И хотела бы уехать домой. Ты отвезёшь меня или я сама?

— Конечно, отвезу, — смягчилась Аоки. — Надеюсь, всё было хорошо?

— Ничего особенного и не было, за минуту управились, — хмыкнула гейша. — Болит, правда, немного.

— Ну, это нормально… Пойдём отметим.

Она взяла сестру за руки и поцеловала, а потом они обнялись и пошли к дому. Девчонки! На меня обе даже не посмотрели. Но я не обиделся и стал глядеть на камни. В носу у меня все ещё стоял девичий дух, а в ушах звучала её диковинная песня.

Но долго помечтать мне не дали. Со стороны входа в сад раздались радостные вопли камайну. Между кустами и деревьями зазвучали их весёлые голоса. Кто-то поспешил плюхнуться в пруд и нагло разбудил цаплю и альбатроса — раздался их возмущённый клёкот и хлопки крыльев. Мне стало скучно сидеть в одиночестве, и я собрался в компанию. Но тут кусты затрещали, и на меня вывалилась Тайша. Едва успел поймать её, а то расквасила бы нос о скамейку.

— У, — сказала она и упала мне на колени. Рука её полезла мне в штаны, я даже не успел закрыться.

— Ты чего? — удивился я. — Ты же лесбиянка.

— Я после грибов всякая. Давай покувыркаемся. — Зрачки у неё были совершенно чёрные и крупные, как вишни. — У меня крем есть бактериальный, не заразишься.

— Что ещё за крем? — Мне было тяжело её держать, но скинуть девушку на гравий руки не поднимались. Она и пользовалась моментом.

— Вагинальный суппозиторий. В аптеке купила.