Читать книгу - "Славия. Рождение державы - Александр Белый"

Вчера он посмеивался, когда мы заключали договор:

– Миша, да я согласен даже на двести талеров за простого казака, а за твоего рыцаря – пятьсот! Хе-хе!

– Никак нельзя, Андрей Михайлович, назначать размер выкупа за вашего рыцаря дешевле, чем стоит его лошадь.

– Панове, как смотрите на эту пропозицию?

– Хорошо! Принимаем, – весело зашумели присутствующие.

– Пиши! – Князь Андрей повернулся к писарчуку и ткнул пальцем в свиток: – Цена выкупа из плена одного рыцаря – тысяча талеров, боевой лошади – пятьсот талеров, цена компенсации за полный доспех – одна тысяча талеров. Дальше. Цена выкупа из плена одного казака – пятьсот талеров…

– Извините, Андрей Михайлович, шляхтича забыли добавить, – перебил его.

– Да-да! За казака и шляхтича – пятьсот талеров, за скаковую лошадь арабских или европейских кровей – двести. – Потом внимательно посмотрел на мою шпагу и добавил: – Во владение победителя переходит личный меч побежденного. Стороны согласны?

– Да! Согласны.

И вот сейчас наступил момент истины.

Вдруг я заметил, как хорунжий Сикорский, быстро кинув взгляд на меня и на мой эскорт, положил руку на рукоять пистоля.

– Пан Сикорский, – сказал тихо и взялся за рукоять револьвера. – Я быстрее. И не смотрите, что нас осталось мало. Предупреждаю, если с вашей стороны прозвучит хоть один выстрел, здесь все умрут.

– Monsieur prince, – князь Андрей разлепил плотно сжатые губы, – все расходы по договору беру лично на себя. Заполненные сертификаты банка с моей подписью и печатью, которые можно будет обналичить в Кракове, Париже, Марселе или Вене, будут вручены вам после подсчета выживших воинов и лошадей. И… мой меч. Некий покупатель за него готов был выложить десять тысяч талеров. Готов отдельным сертификатом предложить вам втрое больше?

– Благодарю, – также по-французски ответил ему, – не соглашусь даже на сто тысяч. Принципы и честь дороже.

Эх, князь Андрей. Понимаешь ты прекрасно, что вместе с этим мечом уходит ко мне и кусочек твоей фамильной кармы. Впрочем, в любом случае после сегодняшнего позорища тебя уже ничто не спасет. Нет, твой род богатым так и останется, прогулять миллионы золотом вы себе не позволите. Но ни на троне, ни у трона вам уже никогда не сидеть.

Переправу через Южный Буг начали только через сутки. Могли бы и раньше, но много возни было с ранеными. Доктор Янков оказал помощь сначала нашим, затем, оставив мою сестру Таньку с девчонками ухаживать за тяжелыми, вместе с Любкой и другими казачками отправился помогать доктору гусарского полка.

– Доктор сказал, все наши выживут, – шепнула мне Танька.

Я был рад, что мои любимые девочки нашли себе занятие, правда, грязное и вонючее, зато благодаря совместным стараниям наша фамилия купалась в ауре всеобщего уважения.

Потом хоронили погибших. Православным выкопали могилу, а сверху насыпали тысячу двести тридцать два мешка земли, фактически от каждого из наших переселенцев по мешку. Получился солидный курган, на вершине которого к вечеру плотники установили высокий крест, изготовленный из найденного на мелководье мореного дуба. На обычный католический крест материала тоже хватило.

Часть крестьян Сорокопуд выделил для похорон католиков, а вторую часть поставил свежевать погибших лошадей, драть шкуры и солить мясо молодняка.

А вечером барон Штауфенберг пригласил меня в шатер князя Андрея. Вообще-то он должен был сам ко мне явиться, но мы не гордые, тем более что младше и по возрасту, и по положению. Пока.

– Мои сбережения, Миша, хранятся в золоте, поэтому и расчет ты получишь золотом. Держи, – подал он мне первый свиток, – здесь сто двадцать тысяч луидоров. Это соответствует сумме пари в четыреста семьдесят восемь тысяч серебром.

Затем он перечитал второй свиток и подал мне:

– Здесь сто семьдесят тысяч золотом. В живых осталось шестьсот восемьдесят два воина, в том числе раненые и искалеченные, но благодаря твоему доктору и помощи твоей милой красавицы-жены с ними все должно быть хорошо. Среди них триста тридцать два рыцаря, остальные – околичная шляхта. Теперь лошади – двести девяносто боевых и триста семьдесят семь чистокровных скаковых. Только вместо двухсот двадцати семи чистокровных твой лиходей-обозный вернул нам столько же обычных татарских лохматок, поэтому в расчет они не включены.

Действительно, Сорокопуд мне доложил, что классных кобылиц и жеребцов зажилил. Правда, дарить шляхте татарок он даже не думал, но я настоял, людям же домой добираться как-то надо…

– И последнее. Пятьсот три полных латных доспеха. Кроме того, ты говорил, что у тебя в обозе есть еще сто один такой же?

– Да, это правда.

– Я бы хотел их выкупить. Ты не возражаешь?

– Абсолютно не возражаю.

– Тогда назови свою цену.

– Я не купец, мне неуместно торговаться. Отдам по согласованной нами сумме залога в тысячу талеров, – ответил, пожал плечами, хорошо понимая, что если сейчас начну накручивать цены, опущу себя ниже плинтуса. Не княжеское это дело.

– Очень хорошо, – ответил он, – а еще у тебя есть финансовые обязательства шляхтичей, отпущенных из плена, на сто сорок восемь тысяч?

– Да.

– Я бы тоже хотел их выкупить.

– Зачем они вам?

– У меня имеются причины для того, чтобы поступить подобным образом.

– Согласен, для меня это очень хороший выход. Ни манипулировать ими, ни шантажировать панство я не собирался.

– Прекрасно. Тогда общая сумма получается семьсот пятьдесят две тысячи серебром или сто восемьдесят тысяч золотом. – Он развернул третий свиток, макнул перо в чернила и аккуратно вывел сумму цифрами и в скобочках буквами.

В результате ободрал я князя Андрея приблизительно на один миллион девятьсот тысяч серебром. Деньги воистину колоссальные. Конечно, в результате его округлений пара тысяч где-то потерялась, но это было несущественно, это пыль.

– Через месяц буду в Кракове и занесу в банк письмо, чтобы они не тянули вола за хвост, – сказал он, затем откинулся на стуле и пристально посмотрел мне в глаза: – А теперь скажи мне, Миша, только честно. Что это было? Как такое могло случиться? Только не говори о божественном провидении или дьявольской помощи! Я в это не верю!

– Все, Андрей Михайлович, гораздо прозаичней. И прикажите позвать моего вестового.

Я тяжело вздохнул, вытащил из кобуры и положил на стол револьвер, изготовленный в Толедо и купленный мной в прошлом году специально для подобной ситуации. Такие конструкции пистолетов в Европе изготавливались уже лет сто пятьдесят. Барабан на шесть камор одновременно служил и патронником, и магазином для зарядов, а в действие он приводился колесцовым механизмом с кремниевым замком. Тогда же я купил и барабанный мушкет точно такой же конструкции. Подобное оружие, оказывается, в среде европейских военных было хорошо известно, но стоило очень дорого. Да и качество хромало, колесцовый механизм больше шести-семи десятков выстрелов не выдерживал, пистоль нужно было отдавать в ремонт, поэтому он и не пользовался широким спросом.