Читать книгу - "Машина желаний - Роберт Шекли"

что мы справимся, – сказал Эмилио. – Но к чему суетиться и строить планы, если мы выгадаем несколько сотен песо? Раздобыть такие деньги можно где угодно, раз плюнуть.

– Он прав, – кивнул Пепе.

– Слушайте, – гнул свое Хуан. – Вы хорошо знаете горы. А я прислуживал офицерам на американском корабле в Сан-Диего и знаю, что можно взять на яхте. Рассказать вам?

– Расскажи.

– Песо, которые есть у мужчины. Три или четыре сотни. Американские доллары, может быть, много. Наручные часы, за каждые Герман из Мехико даст полсотни песо. Столовое серебро – еще сотня песо. Бинокли, две штуки, по двести песо. Прибор, который называется секстант, – двести песо. Драгоценности женщины, может быть, три сотни песо. Все это – легкие вещи, мы их унесем в мешке. Продолжать?

– Валяй, – сказал Эмилио.

– Компас – сто песо. Приборы для навигации, скажем, пятьдесят песо. Корабельные часы – триста песо. И наверняка еще много чего. Все вместе – может быть, тысяч пять. Ну как, стоит оно того? Или вы лучше нападете на пьяницу ради пяти песо и уарачес?[46]

– Две тысячи песо, – протянул Эмилио раздумчиво.

– Наверняка больше, – сказал Хуан. – А свалят все на местных рыбаков. Теперь дальше. Американцы бросили якорь далеко от берега, так что никто не видит, а главное, не слышит, что там у них происходит. Мы спустимся в город поздно ночью, возьмем какую-нибудь лодку, подгребем к яхте. Прикончим их и возьмем все, что можно. Доплывем до берега, бросим лодку и смоемся в Мехико. Утром американская яхта будет на месте – ну и отлично. Вряд ли кто что-то заподозрит: американцы ведь психи, приплывают и уплывают когда бог на душу положит. Через два или даже три дня сержант забеспокоится. Подплывет к яхте на катере и найдет трупы. А мы уже давно будем в Мехико и все продадим. И кто нас потом найдет?

– Он прав, – кивнул Пепе.

Эмилио на мгновение задумался.

– Две тысячи песо? – спросил он.

– Минимум, – сказал Хуан. – А так, наверняка тысяч пять или шесть. И у них нет оружия.

– Может, они наврали сержанту.

– И что с того? Один мужчина и одна женщина! А нас трое. И у нас с Пепе револьверы. А у тебя, Эмилио, бритва и нож с пружиной, который ты очень метко бросаешь. Что, испугался американца и его блондинки?

– Богом клянусь, нет! – взбесился Эмилио. – Когда выходим?

– Позже, – сказал Хуан. – Совсем поздно, когда все заснут. А сейчас пора перекусить. Я принес бобы и тортильи.

Он протянул Пепе еду, завернутую в промасленную газету, и тот начал собирать ветки для костра. Эмилио и Хуан смотрели на яхту. Даже после заката она слабо светилась над темной гладью воды, как белое призрачное пятно.

На носу иола горел керосиновый фонарь. Яхта нервно покачивалась на черных волнах, беспокойно оплывала якорь полукругом, замирала и возвращалась, слегка кренясь, когда ветер дул ей в борт. Из каюты саманные постройки Тетуилана слабо мерцали на фоне туманных вершин Герреро, сливавшихся с затянутым облаками небом. Пристань опустела и погрузилась во мрак, если не считать одинокой лампы над ледником. Пенистые волны с тихим шорохом разбивались о скалы Ладронес.

Джейн Томпсон сказала:

– Билл, мне тут не нравится.

Они лежали в каюте каждый на своей койке. При свете керосинки Билл Томпсон читал «Путеводитель по Тихоокеанскому побережью».

– В чем дело? – Он поднял глаза.

– Просто мне тут не нравится, – сказала Джейн. Это была стройная, бесспорно красивая женщина с покрытой редкими веснушками кожей. Прямые, выгоревшие на солнце волосы она стянула в тугой хвост.

Билл Томпсон закрыл «Путеводитель». Его крепкое, сбитое тело, как будто выточенное из тикового дерева, под солнцем обрело цвет сыромятной кожи. Светло-голубые глаза на загорелом лице казались почти прозрачными, как бриллианты. Неровные очертания заживающего ожога на руке – как-то во время качки Билл обварился кипящим рисом – доказывали, что даже тик и сыромять при всей своей прочности могут быть уязвимыми.

– Согласен, это не лучшая стоянка в мире, – сказал Билл.

– Я о другом. Мне не нравится этот городишко.

– Еще одна мексиканская рыбацкая деревня, не больше того.

– Да. Но что-то здесь не так. И еще тот попрошайка. Он шел за нами весь день.

– Ну… Нищие обычно так и делают.

– Разумеется, – быстро проговорила она. – Но он не просил милостыню, понимаешь? Просто шел и пялился на нас. Следил за нами весь день.

– И что с того? – В голосе Билла проскочила нотка раздражения.

– Милый, – сказала Джейн. – Ты знаешь, я не истеричка. Ненавижу пустую болтовню и дамские слезливые припадки. Но мне и правда тут не нравится.

– Утром мы снимаемся с якоря, – напомнил ей Билл. – И в путь с первым лучом зари.

– Знаю… Но, Билл, разве нельзя отплыть прямо сейчас?

Он бросил на нее пристальный взгляд:

– Ты серьезно?

– Более чем, – ответила Джейн. – Я сама не своя. Как вспомню этого нищего – мороз по коже. Даже яхта на нервах, разве не чувствуешь? Билл, корабль не желает здесь оставаться.

– Хочешь отплыть сейчас, посреди ночи?

– Да, хочу. Это возможно?

– Не знаю. Выход из бухты чертовски неудобный. Море волнуется, и ветер в сторону берега. Будем лавировать всю ночь.

– Ну пожалуйста, – попросила она.

Он встал:

– Схожу на палубу, осмотрюсь и тогда решим. Сказать по правде, мне это местечко тоже не по душе. Илистое дно. Паршивая якорная стоянка.

Билл Томпсон поднялся по лестнице, открыл люк и выбрался на палубу.

Джейн закурила и легла на спину, пытаясь понять, почему ей тут не нравится. Они с Биллом далеко не первый день плывут вдоль западного берега Мексики. Обычно рыбацкие деревни вполне дружелюбны. Иногда, правда, они казались ей равнодушными, а пару раз – даже откровенно враждебными. Но ни разу Джейн не ощущала того, что ощутила сегодня в Тетуилане: все дружески улыбаются, а по пятам шагает нищий, мрачный, как грозовая туча. Ее впервые охватило странное чувство: что-то вот-вот произойдет.

Яхта качнулась, и Джейн услышала странный звук – будто деревом ударили по металлу. На долгую минуту все стихло. Потом загремела цепь. И опять тишина. На яхте царило безмолвие, если не считать скрипов корпуса и стука грота-фала о мачту.

Джейн погасила сигарету. Что-то слишком долго Билл осматривается. Лучше бы не заходить в этот узкий залив на семи ветрах, надо было остаться в открытом океане и плыть всю ночь в Акапулько. Но это, конечно, глупо, учитывая ветер и неспокойное море.

Яхта опять покачнулась, и грота-фал перестал стучать. Джейн прислушалась, но ничего не смогла разобрать.

«Не будь дурой, – сказала