Читать книгу - "Тень Серафима - Наталья Корнева"

Разумеется, Эдвард не видел ничего этого в тот момент, на границе жизни и смерти, но видел позднее множество раз, когда дракон терял власть над собой и впадал в кровавое исступление первородной жажды. Золотые глаза его померкли, потемнели и на несколько долгих мгновений сделались совершенно черными, как солнце в час полного затмения. В этом удивительном превращении и крылась разгадка тайны, которую мало кто из ныне живущих знал: почему драгоценные камни, легендарные шерлы-близнецы, называемые «Глаза Дракона», имели черный, а вовсе не золотой цвет.

То был цвет, стыдливо скрывающий звериную природу мудрейшей старшей расы — самых первых и самых совершенных хищников этого мира. То был цвет жажды, вечной жажды, которую не утолить.

Наконец, человек постепенно затих и перестал дышать — всё было кончено. Это смерть.

Едва обостренный, чуткий слух ящера уловил последний удар сердца, слабый удар, и — тишину, Альварх отнял окровавленные губы от ставшего отравленным источника и взрезал вену у себя на запястье.

По жилистым пальцам потекла кровь, подобная чистому свету солнца или расплавленному золоту.

Лишь только первые тяжелые капли её упали на лик человека, скатываясь к приоткрытому пересохшему рту, как глаза умершего распахнулись и приняли совершенно осознанное, беспокойное выражение. Расширенные кляксы зрачков мгновенно стянулись до размера еле заметных точек и наконец пропали вовсе. Благодаря от природы темному цвету радужек, этой метаморфозы практически не было заметно со стороны.

Кровотечение немедленно прекратилось, а раны стремительно закрывались, оставляя после себя лишь тонкие розоватые шрамы, но и те быстро исчезали без следа.

Кровь дракона оказалась сродни огню: густая, горячая, пряная, она без жалости опаляла изнутри. Человек плотно сжал зубы, отчаянно мечтая потерять сознание от сильной боли, но отчего-то этого никак не происходило. Маг отчетливо ощущал, как меняется его тело, как древняя кровь вливается в горло, смешиваясь с его собственной кровью, подавляя, преобразуя её. Это было невыносимо: войдя в русло вен, ток солнечной крови сотрясал всё его существо, словно в эпилептическом припадке! Алая человеческая кровь трансформировалась, трансмутировала, переплавлялась в сияющую царственную влагу, наполнявшую жилы вечноживущих светоносных существ.

Только в эти кошмарные мгновения заклинатель осознал до конца, на что решился в опрометчивой своей авантюре!

Человек почувствовал дракона каждой клеточкой тела, он сделался будто бы его частью. И более того — в любой миг ящер мог потребовать большего, и тогда разум человека сольется с огромным сознанием дракона, как капля сливается с океаном, — и перестанет существовать. Лишь какой-то тонкий, подобный листу рисовой бумаги, последний заслон удерживает сейчас от надвигающегося мощного прилива, от страшного слияния.

Этим хрупким заслоном было условие их Игры, которое Альварх ни в коем случае не мог нарушить.

Казалось, смертная плоть не в состоянии выдержать такого сокрушительного притока энергии, притока чуждой, недоброй силы. Казалось, смертный не в силах пройти через это испытание, через мучительную инициацию. Но заклинатель, крепко сцепив зубы, только твердил про себя как любимое заклинание, что нет ничего невозможного. Действительно, немало людей за историю мира уже становились стражами, а значит, совершенно точно… это возможно… возможно. Возможно!

Эта боль выжгла в нем многое.

…То был день, когда маг умер и воскрес.

День, переломивший, располовинивший жизнь надвое, когда он умер человеком — а воскрес… воскрес кем-то другим.

Дракон же внимательно наблюдал за корчившимся у его ног молодым заклинателем, не издавшим более ни единого крика боли, и ледяные солнца стыли в его глазах, а за ними — мерцало удивление.