Читать книгу - "Плач по тем, кто остался жить - Сергей Юрьевич Сезин"

А контрпропаганды не было. На хуторе были казаки с условно красными убеждениями, но они с молодежью вроде Николушки не общались. Да и другое противоядие против жажды славы, а именно «окопная мука солдатская», Николаем не воспринималась. Поэтому войну он воспринимал однобоко, как в последующие годы воспринимали голливудские фильмы.

О разных ее темных сторонах Николай тоже слышал, но они не ощущались им как неотъемлемая часть войны, скажем так. Он мог сказать: «Кому-то повезло, а кому-то нет. А с мной такого не случится».

Полку Секретева прибыло – дядя и два племянника. Дядя годился даже в командиры сотни, Николай пока себя не показал на практике, но, как оказалось, он на многое был способен.

И Николай поддался искушению и выбрал.

Но враг рода человеческого, по своему обыкновению, подсунул «отроку» совсем не то, о чем тот мечтал.

* * *

И снился ему сон про то, как человек лет так пятидесяти, с искаженным страхом лицом бежит по коридору. На нем ночная рубашка и какая-то накидка, сползшая с левого плеча. Босые ноги топчут каменный пол, и бегущий прямо ощущал, как холод камня под ногами доходит до сердца. Эта дверь заперта, эта тоже. И никого вокруг! Некого позвать на помощь! Некого!

Последней мыслью угасающего сна была та, что он сам виноват в том, что «некого». Но Николай Семенович слишком сильно был человеком действия, чтобы предаваться размышлениям и философствовать.

Поэтому подсознание хоть и подсказало ему, что не прав, но бравый капитан этого не понял и пошел умываться. Чтобы встретить новый день и новых врагов с чистой шеей и выбритым подбородком. Вдруг бедствия попробуют за щетину зацепиться – а нет ее!

Николай Семенович так и не понял, что его бывшая написала письмо про подвиги благоверного в Туве и Гражданскую, и Особому отделу дивизии уже про кое-что известно. Анкеты из личного дела товарищи особисты прочли и обнаружили, что там про службу у белых ничего не сказано. В РККА Николай Семенович официально числился с 1918 года, когда вступил он в красногвардейский отряд товарища Ковалева (служба в Красной Гвардии тоже учитывалась, как военная служба), и так и служил в ней. О товарище Ковалеве нынешние товарищи особисты не имели представления, кто он такой. Зато есть сигнал, что Свиридов служил в белых.

Может, потом этот Ковалев к белым перешел или к бандитам, как комбриг Маслак из Первой Конной, а Свиридов с ним? И чекистское чутье им подсказывало, что за эту ниточку стоит потянуть. Ведь даже сейчас Николай Семенович много лишнего болтал про политику. А если все вольется единым потоком – и сомнительное прошлое, и десятая часть настоящего, то это будет прямо радость несказанная!

И оперуполномоченный Кугно отправился на поиски в Азово-Черноморский край. Командировка оказалась слишком короткой, но плодотворной.

Капитан Свиридов был уличен в обмане и сокрытии своего прошлого, а также возможной подделке документов. То есть к партийной ответственности его привлекать можно было однозначно. Исключение же из партии часто становилось первым этапом к могиле. Но даже если он останется в кадрах, уже имея строгий выговор с занесением, то и для продолжения банкета кое-что было. Донские товарищи говорили, что он из антисоветской семьи и сам замаран в нехорошем. Поэтому чуть позже Николаем Семеновичем можно было заняться вплотную. Пока же пусть…

Глава третья. «Чемодан» навесом

– Я же говорю: все вскрылось! Сплошная липа! Вот, гляди, его листок из личного дела:

«Свиридов Николай Семенович

Из крестьян, середняк».

Он казак, а не крестьянин!

Работал: 1915 год г. Луганск, шахта «Надежда и Мария», чернорабочий.

А вот теперь читаю, что:

«Я гражданин станицы Вешенской Северо-Донского округа Губанов Арсентий Антонович, красный партизан, бывший член Ревкомитета Донской области в 1918–1919 годах, по вопросу о службе Свиридова Николая Семеновича могу сообщить следующее:

1. Что гражданин Свиридов Николай Семенович мне неизвестен.

2. Трудно предположить возможность ухода Свиридова на шахту, так как станичное правление не дало бы документы о выезде из станицы на частные работы, потому что тогда бы вся станица должна была бы справлять ему коня».

Врет, как старорежимный сивый мерин!

Служил в отряде Ковалева?

«В 1918 году в апреле месяце я не знаю, чтобы был такой отряд (Ковалева), был отряд товарища Забей-Ворота. До сентября 1918 года станция Морозова была занята белыми (восставшими).

Ковалевы, братья (Каменская) Василий, Иван, третьего не помню (два учителя, третий офицер), все три служили в Ревкомитета: один казначей, один в культпропе, один в хозчасти, а отрядом ни один не командовал.

Вывод:

1. Из всех этих частей, названных Свиридовым, нельзя установить, где был в 1918–1919 годах Свиридов, т. к. они не существовали. 14-ю сотню Ревкомитет, если была, то распустил бы или часть забрал бы себе куда-нибудь или в какой-нибудь отряд направил бы.

2. Если Свиридов попал в Морозовскую, то значит, был у белых, а в отряд Киквидзе, который был под Царицыном, мог бы попасть только с боем, но Свиридов не указывает, в какой части был.

3. На Дону тогда командовали отрядами Щаденко, Саблин, Петров, Ворошилов, Забей-Ворота.

В своих показаниях подписываюсь. Губанов».

Вот!

– Саша, это все? Потому что если все, то надо идти в дивпарткомиссию, а если нет, то, может, и к Вепринскому?

– Не все, Митя, есть еще такой документец.

«О Свиридове Николае Семеновиче мне известно следующее: его отец Семен Мануилович представляет середняцкую казацкую семью, занимавшуюся земледелием. До революции он имел 16 десятин земли, быков, двух коров, две лошади.

У Свиридова С. М. было два сына – Яков и Николай и дочь Александра. Старший сын Яков в старой армии служил в 11-м полку урядником. В 1918 году и 1919-м Яков служил у белых, точно не помню, но как будто бы в отдельной кавбригаде генерала Старикова, входившей в состав группы генерала Мамантова. Где-то под Филоновской (станция Филоново в районе Сталинграда) Яков был убит, его привезли на хутор и здесь хоронили.

Сын Свиридова С. М. Николай учился в приходской школе на хуторе Боковском (теперь районный центр), входившем до революции в станицу Боковскую. Насчет службы в царской армии Свиридова Николая мне мало известно. Зимой 1918 года, в начале года Свиридов и Евлантьев Иван Львович (его сослуживец) с лошадьми и винтовками из станицы Луганской (теперь Ворошиловоград, бывший Луганск) вернулись домой на хутор Евлантьев.

В это время тут каждый день шли собрания по вопросу: куда идти, кого защищать.

Весной под командой возвратившегося на хутор из старой армии полковника Сенина собрались казаки с лошадьми и