Читать книгу - "В шаге - Юрий Никитин"

Вышли вместе, воздух на улице жаркий, я даже рукава подвернул повыше, увеличивая площадь для впитывания солнечных лучей, что производят в коже ценные витамины.

Она огляделась, щурясь от яркого солнца, воскликнула радостно:

– Вон там мороженое! Лучшее в нашем районе!

– А за мороженое тоже можно придушить? – осведомился я на всякий случай.

– За такое можно, – заверила она счастливо. – Даже дважды.

На этот раз привычный секс тянулся дольше, проходил спокойнее, а когда всё закончилось, я продолжал держать её в объятиях, наслаждаясь непривычным чувством умиротворения и покоя.

Она же, едва отдышавшись, уткнулась лицом в плечо и спросила тихонько:

– Это что же… мы занимались любовью?

– Нет, – ответил я как можно обыденнее, – просто трахались.

Она помолчала, потом произнесла совсем шёпотом:

– А-а…

Мне почудилось в её голосе некоторое разочарование, промолчал, сама знает, какие именно гормоны побуждают к сексу, даже к беспорядочному.

Она отодвинулась и, лёжа на спине, поинтересовалась:

– Мне казалось, ты не энтузиаст нейролинка. Тогда почему возглавил отдел перспективных разработок?

Я ощутил облегчение, ещё не забыл время, когда женщины после секса обязательно интересовались, хорошо ли партнёру было, и приходилось врать, что просто восхитительно, лучше не бывает, теперь же в сексе тайн не осталось, все знают, что хорошо, что не очень, а что вообще ни в вагину, ни в Красную Армию.

– Потому и возглавил, – ответил я буднично. – Скептики непригодны, а энтузиасты опасны.

– А ты посредине? Ни рыба ни мясо?

Я ответил ровно, игнорируя подколку:

– Вижу плюсы и вижу минусы. Но прогресс не остановить, нейролинк всё равно будет. Или что-то подобное. Но мы можем сделать как злее и опаснее, так и человечнее. Потому и.

– Хочешь сделать злее, как вон требует Анатолий, или, ах-ах, с человеческим лицом?

Я покосился на её обнажённое тело. Лежит совершенно свободно поверх простыни, ничуть не рисуется, уже почти забыла, что только что был бурный секс, хотя вообще-то права, что в нём особенного, со всеми партнёрами одно и то же, но здорово, что переключилась так быстро. Раньше с голой женщиной о проблемах науки говорить было бы дурным тоном, как пить пиво прямо из бутылки или разговаривать с женщиной, держа руки в карманах.

– С человечьим, – ответил я. – Мы всё стараемся делать с человечьим, а что получается, то получается.

– Может, – сказала она, – лучше было бы поручить Анатолию?.. Он энтузиаст, всех бы бросил на прорыв…

– Он бы добился чуть раньше, – согласился я, – но руководство института у нас осторожное. Дескать, нельзя добиваться результата, не просчитав последствия.

– А ты такой, что всё учитываешь?

– Стараюсь, – ответил я скромно. – Не люблю неожиданностей.

Она повернулась к мне лицом, облокотившись на локоть, острые груди нацелились острыми алыми сосками.

– А у нас… всё ожидаемо?

Я хотел сказать комплимент, но ответил честно:

– Конечно. Мы в одном коллективе!.. Рано или поздно и до меня бы дошла очередь.

Она обиженно фыркнула.

– Ну ты совсем меня сдвинутой считаешь!.. Я здесь полгода, и за всё время по пальцам можно пересчитать, с кем имелась. Даже разуваться не придётся!..

Я великодушно отмахнулся.

– Это не важно. Я человек скучный, если до меня дошла очередь, то понятно, с другими ты уже задремала.

Она посмотрела внимательно.

– Ты не скучный. Ты… основательный. Такие мало острят, потому не блещут в компаниях, где все на ха-ха и гы-гы. Но мы, женщины, таких замечаем сразу.

– Гм, – сказал я, стараясь не показывать виду, что польщён, – чё, правда?

– Намекаешь, – спросила она, – почему не сразу полезла на тебя обеими ногами?.. Не поверишь, хотела, но как-то оробела, представляешь?.. А уже потом, когда в коллективе увидела, что ты не такой уж и ледяной принц, каким показался, начала подлещиваться к тебе и под тебя.

– Правда? – повторил я в изумлении. – Чёт не замечал.

– А что вы, мужчины, замечаете?.. Я старалась, из кожи лезла!

Я посмотрел с подозрением, говорит слишком серьёзно, только в глазах весёлые искры, слова врут, глаза говорят правду, а нейролинк скажет и то, что под правдой.

– Брехло, – сказал я с неудовольствием. – Ничего, вот запустим интерфейс в полную мощь, не спрячешься!..

Она с самым независимым видом повела голыми плечиками.

– Запустите? А как же непредвиденные трудности?.. Я слышала, чем дальше, тем глыбже!

Я поинтересовался с подозрением:

– Трудности производственные или политические?

– А что, есть и политические?

Я буркнул:

– Других не вижу. Если понимать под политикой движение всяких отморозков с высшим образованием. Они настоящие тормоза в обоих смыслах.

– Ты о ком? О движении этиков?

Я поморщился.

– Этика – школа научного невежества. Раньше таких болтунов на любые темы называли диванными экспертами, сейчас это считается оскорблением и карается штрафом. Но суть не изменилась. Сейчас на их диванном уровне модно говорить о культуре, которую гнобит развитие науки.

Она уточнила:

– Чрезмерное, как они говорят. Чрезмерное развитие.

Мелодично прозвучала мелодия из песни неаполитанских партизан, я насторожился, шёпотом велел помалкивать, влез в шорты и, соскочив с постели, сказал быстро:

– Левый экран! Связь.

На стене слева крупным планом появилось лицо Бронника. Ежевика затихла, в кадр не попадает, хотя чё такого, голая женщина в постели это же такая проза, но всё-таки директор человек старорежимный, а любые взгляды надо уважать, если не вредят ей и обществу.

Бронник посматривает в объектив камеры серьёзно, все в институте знают, директор обычно пользуется голосовым звонком по старинке, справедливо полагая, что незачем привлекать всю мощь хайтека, когда можно решить проще.

Сейчас он в директорском кресле, несмотря на позднее время, оттуда обычно ведёт видеоконференции, строгий и монументальный, но мне показалось, что в глазах директора промелькнуло нечто вроде то ли смущения, то ли чувства вины.

– Артём Артёмович, – сказал он вместо «здравствуйте», – простите, что помешал отдыху. Через часик у нас будет работник из курирующего нас ведомства, хотел бы встретиться с вами.

У меня дрогнуло сердце, а в животе похолодело.

– Из курирующего… из того, которое не любим упоминать?