Читать книгу - "Лис Адриатики - Сергей Лысак"

Расположившись в кабинете на втором этаже, Драгош по-прежнему изображал из себя радушного хозяина, но глаза его смотрели настороженно.

— Итак, синьор, что конкретно Вас интересует? И как прикажете обращаться к Вам?

— Хасан, капитан корабля османского флота «Шахин». Мне нужна свежая провизия и вода. Обязательно из чистого горного источника и в новых бочках.

Иван произнес пароль на турецком, с улыбкой наблюдая за вытянувшимся лицом серба. Он знал, что серб хорошо говорит по-турецки, поэтому решил сразу раскрыть карты. Впрочем, удивление у Драгоша прошло быстро, и он, ответив на пароль, лишь покачал головой.

— Удивили Вы меня! Честно скажу — не ожидал. Сообщили, что капитан «Шахин» молод. Но чтобы до такой степени… Сколько же Вам лет, Хасан?

— Пятнадцать.

— Поразительно! Впрочем, это не мое дело. Провизия и вода нужны Вам на самом деле?

— Да.

— Оставьте мне список, завтра все будет. Есть информация для Вас. В Триесте практически завершено перевооружение новых кораблей австрияков. Из тех, что недавно привели французы. Но там проблема с командами. Император Леопольд попытался сманить к себе французов, да только они в основной массе не желают воевать за интересы Австрии даже за хорошие деньги, поэтому новые корабли стоят в порту с большим некомплектом команд. Венецианских наемников пока что на всех не хватает, и набрать их быстро у австрияков не получается. Перевозки между Венецией и Триестом идут сплошным потоком. Грузы идут также из Анконы, — римский понтифик тоже решил поучаствовать в этом мероприятии. Турецких кораблей в этом районе больше нет. Кто не успел сбежать, тех либо захватили, либо утопили. Здесь вы можете стоять спокойно, никто вас не тронет. Но едва попытаетесь выйти, венецианцы приложат все силы, чтобы вас поймать. Они уже знают о приходе «Шахин» и удивляются, как вы вообще осмелились прийти в Дубровник.

— Ничего страшного. Пусть ловят, пока не надоест. У меня тоже есть важная информация. По дороге сюда на нас напали пираты в проливе Отранто. Сицилийский полакр «Мадонна». Мы взяли его на абордаж и утопили, но у меня большие подозрения, что там очень мутная история. Пиратство — всего лишь прикрытие. А на самом деле эта «Мадонна» перехватывала всю почту, идущую в Венецию и Триест. Уж очень она была аккуратно рассортирована и упакована. И возможно, этим занимается кто-то еще.

— Пираты перехватывают почту?! Действительно, странно… Но зачем им это?

— Сицилия сейчас принадлежит Испании, но Испания не может ее толком контролировать. И очень может быть, что кому-то из сицилийских аристократов надоело считать себя вассалом испанского короля. Вот и решил воспользоваться подходящим моментом. Но это лишь мои предположения.

— Да, такое вполне может быть… Очень важный вопрос, Хасан. Какие у вас деньги?

— В основном золотые османские султани. На «Мадонне» взяли россыпью разные деньги, но больше всего французских.

— Французские можете оставить. А вот от османских султани избавьтесь как можно скорее. Лучше всего обменяйте на австрийские серебряные кройцеры. Монета мелкая, ни у кого подозрения не вызовет — такая у любого найдется, но ее охотно берут везде. И в Австрии, и в Венеции, и в Папской области. Здесь, в Дубровнике, тоже. А с султани провалитесь сразу. В Венеции и Триесте сейчас на них настоящая охота идет.

— Благодарю Вас, не знал… Кстати, а что здесь тринидадские корабли делают?

— Пришли и сказали, что обеспечат нейтралитет Дубровникской республики. Чтобы ни у кого не было соблазна прибрать к рукам такой лакомый кусок.

— А что, пытались?

— Пытались. Недавно венецианцы пожаловали, и чуть ли не в ультимативной форме предложили нам свое покровительство. Дескать, опасаются они, что Османская империя захватит Дубровник. А через два дня пришли тринидадцы, и сказали, что всякий, кто попытается нарушить нейтралитет Дубровника, будет считаться агрессором со всеми вытекающими последствиями. Венецианцы сразу сдулись. Но не ушли. Стоят и на что-то надеются, мерзавцы.

— Понятно. А что…

Неожиданно дверь распахнулась и в нее влетела та самая девица, что строила ему глазки.

— Папа!!!.. Ой!!!

Иван встал и улыбнувшись поклонился, перейдя на итальянский.

— Прошу прощения, синьорина Драгош. Мы с Вашим отцом скоро закончим.

— Ты чего примчалась, будто за тобой черти гнались? Говори по-турецки. Это Хасан — мой гость.

— Папа, там дядя Николо пришел и буянит. Тебя требует.

— Ладно, иди. Скажи, что скоро буду. Выстави ему выпивку за счет заведения. Вот же неймется дураку…

Когда за девушкой закрылась дверь, Иван поинтересовался.

— Мирослав-бей, а Ваша дочь всех новых посетителей проверяет?

— Да, есть такое. Это Любица — моя младшенькая. Глаз у девчонки острый. Сразу поняла, что Вы не тот, за кого себя выдаете. Ко мне тут уже кого только не подсылали, так она всех шпионов быстро определяет. В нашем деле умение очень ценное.

— А чего она сейчас так перепугалась?

— Братец мой, Николо. Приперся и буянит, денег требует. Вот же, дал Господь родственничка… Должен сразу Вас предупредить, Хасан. Никаких дел с этим прощелыгой не вести и на серьезные темы не говорить. Он здесь часто бывает, так что можете случайно встретиться.

— Ненадежен?

— Абсолютно.

— Но зачем же Вы поддерживаете с ним отношения?

— Увы, приходится.

— Когда закончим, можете мне показать его, но так, чтобы он меня не видел?

— Могу. Если только ему морду не набьют и не вышвырнут из корчмы к тому времени.

— Вашего родственника?!

— Век бы не видеть этого родственника… Ладно, не обращайте внимания. Это наши дела, семейные…

Быстро закончив обсуждение деловых вопросов, Драгош вывел Ивана через черный ход на соседнюю улицу, по пути дав взглянуть на своего брата, который начинал уже вести себя неадекватно. Но пока еще не перешел грань, за которой требовалось вмешательство вышибал. Попрощавшись, решил походить по городу, чтобы собрать как можно больше информации. Поскольку венецианцы всерьез решили наложить лапу на Дубровник, но не успели, то сейчас они очень злые на тринидадцев и вполне могут совершить какую-нибудь глупость. А глупость со стороны противника — это всегда радость и возможность действовать в своих интересах. Неплохо также было бы извлечь пользу из вновь открывшихся обстоятельств — отношений внутри семейства Драгошей. Мирослав не стал делать тайны из этого, хоть и не углублялся в подробности. Но и того, что рассказал, вполне хватало для того, чтобы сделать правильные выводы.

Родные братья Мирослав и Николо родились в один день. Поначалу они в общем-то ладили между собой, и назвать их отношения враждебными было нельзя. Все изменилось после внезапной гибели их отца в стычке с конкурентами — старший Драгош не гнушался контрабандным промыслом. Дележ наследства между братьями также прошел относительно мирно, а вот потом начались проблемы. Если Мирослав продолжил дело отца, то вот Николо пустился во все тяжкие и за несколько лет промотал все свое состояние, после чего пришел к брату за помощью. Мирослав по старой памяти не отказал родственнику и помог деньгами, выслушав душещипательную историю, но предупредил, что быть дойной коровой не собирается. Если братец хочет жить хорошо — пусть впрягается в семейное дело под его началом. Николо отказался, заявив, что сам себе хозяин и ходить ни под кем не будет. Ну, вольному воля. Братья расстались и долгое время о Николо Драгоше ничего не было слышно. И вот недавно он появился, причем снова без гроша в кармане. И как ни в чем не бывало попробовал снова надавить на родственные чувства. Но здесь уже Мирослав проявил твердость, не став повторять прошлых ошибок. Наведя справки о своем непутевом братце, выяснил, что Николо из той породы людей, которые могут пообещать и не сделать. Из-за чего он и прогорел — никто из его прежних компаньонов и контрагентов больше не хотел с ним связываться. Что Мирослав и высказал при очередной встрече, когда Николо пришел и начал слезно умолять взять его в дело. Встреча закончилась скандалом. Однако, свои попытки воззвать к родственным чувствам Николо не прекратил, регулярно напоминая о себе. Но, поскольку он ничего толком не знал о делах Мирослава Драгоша (вовремя сообразил не посвящать его в подробности), то никакого вреда от него не было. Так, одно лишь раздражение от назойливого попрошайки.