Читать книгу - "Надежда узника - Дэвид Файнток"

Зачем я доверил ему управление? Надо отогнать шаттл назад, разогнаться как следует и перемахнуть чертову ступеньку на большой скорости. Я дал задний ход. Пузырчатый «наездник» неуверенно приближался. Я закипал.

– Какая у шаттла длина? И этого чертового ангара?

– От шаттла до задней стены метров десять, – ответил наблюдательный Толливер, – но если ты упрешься двигателями в стену, то…

– Стена вылетит к чертовой матери!

– Или мы!

Я упрямо откатывал шаттл назад. Ну почему нас в Академии не учили летать на шаттлах?!

– Хватит! – крикнул Толливер.

– Держись, – Я направил шаттл вперед.

– Что вы делаете?! – Толливер схватился за поручень.

– Сейчас прыгнем! Берзель, Джеймсон! К удару готовсь! – Я включил тягу на полную мощность. Господи, прошу тебя, помоги!

Шаттл быстро разгонялся. Пять метров до двери… Один…

Я ударился шлемом в потолок кабины. Шаттл катил дальше. Перескочили! Еще удар задних колес.

– Выскочили! – воскликнул Толливер.

Сбоку два пузыря бросились за нами вдогонку. Толливер крутанул руль вправо, шаттл обогнул дохлую рыбину. Из второй рыбы, еще парящей над полем, посыпались пузыри, устремляясь нам наперерез.

– Куда полетим? – спросил Толливер.

– В Сентралтаун.

– Не долетим! Я же объяснял, что с разбитыми иллюминаторами шаттл не сможет достичь орбитальной скорости, а если лететь в атмосфере, то перегреются и взорвутся двигатели.

– Знаю. – Я выглянул в боковое окно. За нами гнались штук пятнадцать «наездников». – Джеймсон, стреляй, если подлетят близко!

– Что вы задумали, черт возьми?! – кипятился Толливер.

– Дотянем до верхних слоев атмосферы.

– А потом?

– На это уйдет всего сорок секунд, а потом выключим двигатели.

– И упадем!

Шаттл трясся по разбитому осколками полю. Скорость нарастала катастрофически медленно.

– Да, начнем падать, а когда двигатели охладятся, снова их включим, – объяснил я.

– Неизвестно, сколько нам удастся пролететь по инерции. Такими сказками трудно перелететь океан.

– Полетим в Сентралтаун! – твердо сказал я. – Это единственный выход.

– Лучше погибнуть в бою здесь, чем взорваться над океаном!

– Я должен быть в Сентралтауне. – Зачем?

– Этого я вам не скажу, мистер Толливер. – Если бы я сказал, он не стал бы мне помогать в этом безумном полете. – Как только взлетим, сразу поворачивайте на восток.

Толливер прибавил тяги. Шаттл тащился со скоростью всего 30 км/ч. До взлетной скорости было еще далеко, а пузыри приближались, снижаясь под углом. 40 км/ч. Несколько пузырей, не рассчитав траектории, безнадежно отстали, но остальные двигались нам наперерез. Один пузырь уже спустился впереди и поджидал нас посреди взлетной полосы. 80 км/ч.

– Господи, раскаиваюсь во всех своих грехах, – зашептал Толливер. 100 км/ч. – Умоляю, прости мои грехи, вольные и невольные… – 120 км/ч. Шепот Толливера потонул в реве двигателей.

Шаттл доехал до середины взлетной полосы, и тут навстречу нам метнулся пузырь. Я инстинктивно откинулся назад, закрылся руками. Тварь шмякнулась и расплылась по лобовому стеклу перед Толливером, медленно начала стекать тягучими струйками, ползти к разбитому боковому стеклу.

140 км/ч. Шаттл подпрыгнул на гигантской трещине, образовавшейся от взрыва метеорита, потерял скорость. 130 км/ч. Неумолимо приближался конец полосы. 140 км/ч.

– Не успеем!

– Проедемся по траве за полосой!

– По деревьям, – пробормотал Толливер. В самом деле, за бетонкой была лишь короткая травяная полоска, а дальше шел лес, поваленный ударной волной. Толливер выжимал из двигателей предельную мощность, но скорость все еще была недостаточной. 160 км/ч.

Бетонка кончилась. 180 км/ч. Шаттл мчался по траве. 190 км/ч. Деревья!

– Держись! – Толливер направил шаттл вверх.

До взлетной скорости оставалось еще десять километров в час, но за несколько метров до леса шаттл все-таки взлетел. Скорость упала. Толливер опустил нос шаттла параллельно земле, чтобы не перегружать двигатели. Скорость нарастала кошмарно медленно, а впереди показался пригорок. Толливер снова задрал шаттлу нос. Казалось, в маневрах на волоске от смерти прошла вечность, пока нам удалось наконец набрать и скорость, и высоту.

– Поворачиваю на восток. Черт! – Толливер отшатнулся от разбитого бокового стекла, на осколках которого висели капли тягучей массы. Одна капля оторвалась и шлепнулась на спинку сиденья.

Я выхватил пистолет, переключил его на непрерывный режим и поводил лазерным лучом по осколкам, накаляя их докрасна. Масса испарилась. Потом я выстрелил одиночным в клейкую каплю на спинке сиденья. Мягкая обшивка вспыхнула. Я сбил пламя перчаткой скафандра.

– Не прикасайся к нему, пока не остынет.

– Но мне придется прислониться к нему, когда будем взлетать вертикально, а я не хочу прикасаться к этой гадости, – скривился Толливер. – Надо чем-то прикрыть ее.

– Она уже испарилась.

Толливер, однако, настаивал. Пришлось мне сходить в пассажирский салон. Берзель побледнел как смерть и сидел, вцепившись в подлокотники. Я порылся в шкафчике, достал одеяло, бросил Берзелю подушку, вернулся в кабину, закрыл прожженную спинку кресла Толливера одеялом. Тот осторожно, с брезгливой гримасой облокотился и снова завел свою волынку:

– Сэр, если мы взлетим недостаточно высоко, то потом не дотянем до Восточного континента, а если взлетим выше, падение будет слишком быстрым и шаттл может рассыпаться.

– Знаю. Секунд сорока вертикального взлета хватит. Попробуем. Если шаттл задребезжит слишком сильно, сразу выключайте двигатели.

– Ладно, если знаете, что такое «слишком сильно», – проворчал Толливер.

На высоте полторы тысячи метров он включил три дополнительных двигателя и направил шаттл вверх. Жуткая перегрузка вдавила нас в спинки кресел.

Пять секунд. 1800 метров.

Десять секунд. Началась вибрация. От перегрузки трудно дышать. 3000 метров. В глазах потемнело.

– Тридцать секунд, сэр! – доложил Толливер. Вибрация усилилась. 4000 метров. Вибрация превратилась в угрожающую болтанку.

– Сорок секунд! – Толливер собрался отключить двигатели.

– Нет! – Я глотнул воздуха и выдохнул:

– Еще…

– Рассыпемся!

– Наберем 9000.

– Не наберем!

Кабина тряслась, будто по ней колотили молотом.

– Жди! – Дышать становилось все труднее.