Читать книгу - "В тени короля - Ольга Ясницкая"

глаза демона злобно смотрели на Харо, и в них определённо теплился разум. Не человеческий, но и не животный. Старик не приукрашивал, бестия и впрямь отличалась от обычного зверья, и сейчас она явно раздумывала, просчитывала наперёд действия врага. Ни одно животное на такое не способно, и от понимания этого по спине прошёлся мороз.

«Да что же ты такое?»

Стиснув крепче рукоять, Харо изготовился: разбежаться, нырнуть под тварь и всадить нож в глотку, как можно глубже. Никаких ошибок, движения должны быть точными, выверенными. Между ними метров пять — этого вполне достаточно, даже если бестия рванёт навстречу.

Он беззвучно выдохнул, готовясь действовать по намеченному плану, как вдруг прямо в рыло твари прилетел увесистый булыжник.

— Эй, ты, чучело крылатое! — донёсся голос Морока. — А как тебе это?

Демон резко развернул голову, но не на голос, как ожидалось, а в противоположную сторону. Глухо рыча, он неотрывно смотрел на что-то невидимое, но выяснять, на что именно, Харо не стал. Воспользовавшись удачно подвернувшимся моментом, он кинулся к твари, на полпути рухнул на землю и, царапая задницу о камни, проскользнул ровно под передние конечности зверюги.

Бестия раскусила манёвр и взбрыкнула, пытаясь вонзить в него острый нарост на сгибе крыла. Харо с трудом увернулся от первого удара, но второй пропустил. Конечность едва не проткнула плечо, рассёкши ткань рубахи вместе с кожей. Третий удар стал бы для него последним, если бы не Морок. С истошным криком размахивая мечом, напарник бросился на Демона, даже успел рубануть по уцелевшему крылу, но тут же был сметён им в один удар, и кубарем откатился в сторону, врезавшись в торчащий из земли небольшой валун.

И всё же это дало фору. Приподнявшись на колено, Харо вонзил нож в толстую жилистую шею, но не снизу, а сбоку — куда дотянулся. Демон глухо заклокотал, скрежеща зубами и разбрызгивая пузырящуюся слюну, но вместо того, чтобы отступить, вдруг навалился на Харо и, сбив с ног, раскрыл пасть, готовясь вгрызться в лицо.

Вцепившись в шипы на морде, он из последних сил не позволял зубам Демона сомкнуться. Руки дрожали от напряжения, бестия напирала с неистовой силой. Сдерживать долго её не получится — несколько секунд, может, десяток, и отправится он в последний путь до Земель. От осознания неминуемой гибели вместо страха Харо вдруг ощутил сильнейшую ярость и оттого, что так оплошал, понадеявшись на свой бесполезный хист, и оттого, что ничего не сделал с мразями, измывавшимися над принцессой, и за клеймо, и за своё уродство, и даже оттого, что появился на свет, только потому что пара недоумков случайно заделала его в грязном углу загона. И вся эта ярость хлынула таким нестерпимым жаром, обжигая нутро, что, пожалуй, он и не почувствует, когда зубы демона начнут рвать его плоть в клочья.

Из разинутой пасти пахнуло затхлым дыханием, клыки почти касались его лица. Зарычав похлеще бестии, Харо с досады, уже ни на что не надеясь, всадил кулак в ненавистную морду — просто так, по старой привычке не сдаваться до последнего. Громко хрустнуло, глаза заволокло мерцающей чёрной марью; боли не было, только горячая липкая кровь, струящаяся по коже. На тело навалилась ноющая тяжесть, дышать стало невозможно, точно на грудь бросили здоровенный камень. Обессиленный, с трудом дыша, Харо никак не мог понять, кто кого добил — он Демона или Демон его, но судя по гудящей голове, так и норовившей расколоться на части, он всё ещё жив.

— Вот это бенекомеда! — послышался восхищённый возглас Двадцать Первого.

Харо разлепил сначала один глаз, потом другой. На месте, где когда-то была голова Демона, среди обвисших бурых ошмётков и пульсирующих струй крови торчал кусок позвонка, Морок же с радостной рожей разглядывал обмякшее крыло.

— В жизни ничего подобного не видел! А как ты его одним ударом!..

Харо упёрся руками в склизкое крошево и попытался высвободиться. Заметив его потуги, напарник навалился сбоку, и, наконец, туша поддалась.

— Тяжёлый, гад! — Морок глянул на Харо и издал звук, будто его вот-вот вырвет. — У тебя вся рожа в его мозгах!

Харо продолжал неподвижно лежать, решив, что отдых он уж точно заслужил. Постояв недолго, Двадцать Первый шлёпнулся рядом и гоготнул:

— Славно поохотились!

— Как ты меня нашёл?

— Ты про аномалию? Крутая штука, правда? А так-то эта пакость на всю округу верещала, её только бы глухой не услышал.

— Хорошо, что ты пришёл, — признаваться не хотелось, но Морок неплохо подсобил.

— Да ты и сам прекрасно справился, — друг ткнул его в плечо. — Я прям дар речи потерял, когда вокруг тебя всё замерцало. Как это у тебя получилось?

— Антидот, — удар он усиливал и раньше, но чтоб взрывать бошки, будто спелые тыквы — даже не верилось, что он на такое способен. Выходит, не такой уж у него и бесполезный хист, научиться бы ещё им управлять.

Получается, их всех безжалостно травят только из страха потерять над ними контроль? Когда впервые принцесса рассказала об антидоте, Харо не воспринял её всерьёз, да и она сама, кажется, не до конца понимала всю опасность «лекарства», которым так настойчиво пичкают осквернённых с шестнадцати лет и до конца их дней. Мало свободным издеваться над ними, так ещё жизни им укорачивают и мозги в кашу превращают.

Внутри снова заклокотала ярость, не столь беспощадная, но не менее болезненная, и если ещё несколько часов назад Харо сомневался, стоит ли возвращаться за головой магистра после того, как они вызволят Ровену, то теперь точно знал, что иначе поступить не сможет. Пусть ему не под силу уничтожить Легион, но он просто обязан покарать хотя бы одну гнусную мразь, заслуживающую самую мучительную смерть.

Глава 30

Битый час Шарпворд бездумно пялился в безупречную белизну листа. Слова не шли, не складывались в остроумные фразы, которыми он так умело жонглировал в своё время, высмеивая скудоумие короля и его приспешников, обличая зарвавшихся коррупционеров и насмехаясь над немыслимой глупостью сенаторов. Протяжно выдохнув, он поднял глаза и тем же пустым взглядом уставился в окно. Небо бледнело на горизонте, готовясь встретить умытое утренней свежестью солнце. Радостным щебетом птахи, наперебой с неугомонным лаем сторожевых псов, приветствовали рассвет, томясь в ожидании ласковых летних лучей. Жизнь вокруг кипела и в столь ранний час, но внутри Яна застыло унылое ничто. Те жалкие несколько листов, что он успел замарать лишёнными всякого смысла словами, были ему омерзительны, как и сам он. От замысла создать нечто значительное и величественное осталась вязкая