Читать книгу - ""Фантастика 2025-27". Компиляция. Книги 1-25 - Андрей Соболев"

некогда устроили пикник. Крайнев узнал это, прослушав запись, сделанную Эльзой в ресторане. Судя по горячности немецких офицеров, налет оказался чрезвычайно эффективным (Крайнев с удовольствием указал это в донесении): погибло не менее четырех сотен немцев, еще большее число ранено, батальон связи с его приемо-передающей аппаратурой, станцией пеленгации и антеннами перестал существовать. Говорившие сетовали, что восстановить узел связи и слежения получится не скоро: у вермахта не хватает техники и специалистов, а центральный фронт в данный момент – спокойное место, горячие бои идут на Украине. Туда в первоочередном порядке идут подкрепления.

В N давно не видели русских самолетов, налет произвел панику. В городе ужесточили комендантский час и светомаскировку. Крайнев получил нечаянные выходные. Опасаясь повторных налетов, немцы временно закрыли станцию: эшелоны следовали через N без остановок и преимущественно ночами. Обслуживающему персоналу велели сидеть дома. Виктор подчинился и три дня бездельничал. Эльза была в восторге. Забросив дела в гостинице, она не отходила от возлюбленного. Они вместе ели, спали, мылись, разве что в уборную ходили порознь.

– Пусть бы самолеты еще прилетели! – сказала Эльза на третий день. – Так хорошо с тобой!

Крайнев вздохнул.

– Грех радоваться! – сказала Эльза, по-своему поняв его вздох. – Но я не могу удержаться. Умом понимаю: погибли люди…

– Это не люди! – сказал Крайнев. – Фашисты… Видела, что вытворяют?!

– Где? С начала войны не выезжала из города.

Эльза прижалась щекой к его плечу, Крайнев стал рассказывать. О гибели Брагина и сопровождавшего его бойца, о лагере для военнопленных в Городе, намерении немцев расстрелять городских евреев, пытках и убийстве семьи Мони Иткина, уничтожении жителей Вдовска… Эльза плакала, он осторожно стирал слезы с ее лица, но продолжал. После того как он закончил, Эльза долго молчала.

– Всегда знала, что ты замечательный человек, – вымолвила она, наконец. – Я тобою горжусь!

Виктор не ответил.

– Не вздумай возражать! – сердито сказала Эльза, хотя Крайнев ничего такого и не думал. – Расскажи о себе! Ты обо мне все знаешь, а я о тебе – ничего. Хоть немножко!

Крайнев, выбирая слова, рассказал о родителях, бабушке, учебе в училище.

– Не могу поверить, что ты интендант! – сказала Эльза. – После того как ты воевал в сорок первом. Да и здесь… Кем ты хотел стать в детстве?

– Переводчиком.

– Вправду знаешь два языка?

Крайнев задумался и продекламировал по-английски эпитафию на могиле Шекспира, сочиненную самим драматургом.

– Как по-английски «я тебя люблю»? – спросила Эльза.

Крайнев сказал.

– Звучит лучше, чем по-немецки, – сказала Эльза.

Виктор улыбнулся и произнес фразу по-украински, затем – на белорусском и польском.

– Приятно, когда тебе объясняются в любви на стольких языках! – сказала Эльза. – Интересно, если по-белорусски «любить» – это «кахать», то ты «каханый»?

– А ты «каханка».

– Мне нравится! – сказала Эльза. – Хорошо знать много языков!

– Лучше иметь один свой и держать его за зубами! – возразил Крайнев.

– Не-е! – не согласилась Эльза. – За зубами плохо. Какой тогда французский поцелуй?

Она тут же продемонстрировала Крайневу, что его высказывание необдуманно. Виктор вынужден был согласиться. В наказание Эльза велела ему трижды поцеловать ее по-французски. Однако уже второй поцелуй перерос в контакты второго рода, которые по взаимному согласию продолжались до полного изнеможения сторон. Эльза сразу уснула, а Крайнев долго лежал с открытыми глазами. Ему было неловко осознавать, что его отношение к Эльзе все более определялось словом «кахать». Это было неправильно – любить одновременно двух женщин, но в реальности получалось именно так. Они были очень непохожи: стеснительная, тихая Настя и раскрепощенная в любви, но жесткая в деле Эльза. В сознании Крайнева они сливались в один образ, индивидуальные черты одной дополняли другую, причем, получалось не нечто искусственное, а наоборот – близкое и родное. «Может, правы мусульмане, заводя несколько жен? – подумал Крайнев и тут же пристыдил себя за такую мысль. – Распутник! Сатир! Бабник!..» – заклеймил он себя, но придвинулся ближе к Эльзе. Она прижалась горячим телом, и Крайнев, засыпая, подумал, что в исламе все же что-то есть…

Поезд вырвался из лесного коридора и, пыхтя трубой, покатился по равнине. Плоская, обширная, она была засыпана снегом, скрывавшим неровности земли и маскирующим кустарниковые заросли. Кусты росли по берегам речки, бежавшей вдоль железнодорожного полотна. Железнодорожный путь недавно расчистили, две черные нитки рельсов тянулись далеко вперед, сливаясь воедино где-то в необозримой дали. Паровоз мощно дышал, огромные стальные колеса с силой вдавливали рельсы в мерзлую землю, те сопротивлялись, пружинили, толкая вперед тяжелую машину и прицепленные к ней вагоны. Машинист через стекла кабины посматривал вперед и по сторонам. Вокруг дороги не было ни души: ни человека, ни деревни, ни даже одинокого дома.

«Совсем не похоже на Германию! – думал машинист. – Там выезжаешь из одного города и сразу попадаешь в другой. Как богаты эти русские! Столько свободной земли!»

Машинист глянул на кочегара. Тот монотонно бросал уголь в топку: зачерпывал широкой лопатой и швырял в огненный зев, зачерпывал и швырял.

«Зачем этому Ивану столько земли? – подумал машинист. – Сюда бы рачительных немцев, они бы построили фермы, красивые дома, разбили сады…» – машинист вздохнул. Как миллионы немцев, он разделял идею фюрера о нехватке жизненного пространства для Германии, но, как человек немолодой, понимал: отобрать эту землю у русских вряд ли получится. С начала войны машинист водил поезда по захваченным территориям. Ранее его маршруты пролегали далеко на восток, но с каждым годом они сокращались и сокращались. Здесь, на центральной части захваченной территории, они еще были значительными, но на юге, на Украине, русские приближались к границам рейха, земле, некогда называвшейся Польшей. Иваны наступали, яростно тесня оккупантов, и машинист, в полной мере хлебнувший военного лиха в Первую мировую, понимал: русские не остановятся. Азиатские орды хлынут на Запад, и катастрофа 1918 года повторится. Разумеется, эти соображения машинист держал при себе. Неосторожное высказывание могло привести в концлагерь, в лучшем случае – на фронт. Мерзнуть в окопах, как четверть века назад, машинисту не хотелось. Куда приятнее сидеть в теплой кабине паровоза.

Машинист бросил взгляд на приборы, затем на помощника. Тот дремал, скорчившись на жестком сиденье у тендера. Эти русские паровозы так неудобны! Русские думают о комфорте в последнюю очередь. Знакомые солдаты рассказывали: педали в русских танках тяжелые, водить их трудно. Как и русские автомобили. Кабины грузовиков Иваны делают из досок, а их самолеты обшиты фанерой. Тем не менее эти танки стреляют, грузовики ездят, а самолеты летают. Низкое качество оружия приводит к тому, что русские несут огромные потери, но это их не останавливает. Людей у России, как и земель, не счесть. Гитлеру следовало