Читать книгу - "Глядящие из темноты - Максим Голицын"

Берг продолжал следовать за ней — молча, точно его тянули на невидимом канате.

Дойдя до какого-то ничем не примечательного участка стены, она остановилась, приложила ладонь к каменной кладке, и Берг увидел, как стена начала исчезать — не расступаться, просто растворяться в воздухе, точно все атомы, ее составляющие, бросились врассыпную. Девушка остановилась перед открывшимся мерцающим проемом, обернулась — Берг вновь увидел огромные слепые глаза и мягкую мечтательную улыбку—и скользнула в образовавшееся отверстие.

— О господи, — пробормотал Берг.

Он двинулся следом, даже не отдавая себе в том отчета.

Он вновь стоял в зале с подземным озером. Только теперь с ним был Айльф — он так вцепился Леону в плечо, что оно занемело. Заброшенные штольни были в нескольких днях конного пути из Солера, но тем не менее он и менестрель оказались там — среди спускающихся с потолка сталактитов, органных труб, причудливых колонн; свет факела — только ли свет одного единственного факела? — играл на каменных гранях, отражался в черном озере, в которое лениво падали капли пропитанной известью воды век за веком, тысячелетие за тысячелетием.

Музыка слышалась откуда-то издалека — чистая и холодная, точно горный хрусталь, казалось, отблески света на камне чуть подрагивают, сопровождая причудливую игру аккордов.

Теперь он видел все совсем иначе, словно кто-то невидимый сдернул волшебное покрывало, прятавшее от него реальность. Наверное, и это не была окончательная реальность — одна из возможностей, вариант, версия… Застывшие белые фигуры уже не казались ему игрой природы — это были люди, вернее, одетые в камень человеческие формы, образцы, по которым подземные скульпторы лепили человеческую плоть, хранилище статуй, которые в любой миг можно было воскресить к жизни — вызвать из небытия, когда возникнет в том нужда. Мужчины, женщины, дети… особенно много детей. Застывшие лица неразборчивы, смазаны, им можно было придать любые черты, любое выражение… Смертный сон, веками длящееся ожидание…

«Вот и все, — думал Леон, — все кончено. Разве с этими сладишь? Вот оно, то, что за сценой, — кулисы, изнанка декораций, пыльные маховики поворотного круга судьбы… Да, они рождаются и умирают, потому что массовка не имеет значения, но, должно быть, какие-то ключевые фигуры возникают вот так — формируясь по неведомым лекалам; податливая плоть обретает душу, и сходит с постамента, и начинает действовать, и забывает обо всем… и об этом черном озере, где веками спала тяжелым сном небытия». Должно быть, они не любят зря расходовать человеческий материал. Или изымают лишних — земля Срединных графств в состоянии прокормить лишь ограниченное количество актеров. А этих хранят тут, во тьме, точно как кукольники, заталкивающие в сундук не нужных до поры марионеток. А кому-то, наверное, оставляют свободу воли, чтобы интересней было манипулировать, заставлять играть навязанную роль… Подталкивать, направлять, внушать, что все происходит само собой… Поскольку какой интерес работать с абсолютно покорным материалом? Это уже не творчество — ремесло…

— Ах, вы… — Он задохнулся и покачал головой. Раса эстетов… Цивилизация постановщиков… Если они могут все, что им остается? Ставить бесконечный спектакль. Еще бы, ведь у них в запасе вечность… Может быть, они еще и состязаются между собой — у кого лучше получается? Какой режиссерский ход изящней? А он еще трепыхался, принимал этот мир за чистую монету.

Айльф у него за спиной вдруг затрясся так, что Леон слышал, как у него стучат зубы.

— Я не останусь здесь, — пробормотал юноша. — Не хочу… не могу больше…

— Да, — сказал Леон мягко, — я знаю. Все в порядке. Мы сейчас уходим.

Одна из фигур там, в глубине, во тьме, вдруг шевельнулась. Леон вздрогнул и чуть не выронил факел.

Но это был Берг. Он стоял неподвижно, словно и сам принадлежал к тому же молчаливому воинству, вглядываясь во что-то невидимое рядом с собой.

— Это и правда ты? — спросил Леон внезапно охрипшим голосом.

Берг не ответил. Глаза у него были спокойные, точно вода подземного озера. Наконец он тихо произнес:

— Она здесь.

— Сорейль. — Леон не спрашивал, скорее утверждал.

Он поднес факел поближе, и белая фигура, выплывшая из тьмы рядом с Бергом, казалось, вздрогнула, когда ее коснулась игра света и тени.

— Я шел за ней, — пробормотал Берг, его вдруг затрясло как в лихорадке, — она подошла сюда и встала. Просто встала, даже не обернулась… Когда я посмотрел…

— Ты понимаешь, — сказал Леон неловко, — она всегда была здесь. В известном смысле.

Берг равнодушно пожал плечами:

— Должно быть, так.

Леон положил ладонь ему на локоть:

— Пойдем. Пойдем отсюда.

Другой рукой он обнял за плечи Айльфа; они двинулись прочь, и белая фигура, казалось, какое-то время плыла за ними, потом нырнула обратно во тьму.

* * *

Они сидели в развалинах старого храма у подножия горы. Ночная сова бесшумно пролетела над головой, уселась на обломке каменной кладки и, помаргивая, смотрела на них равнодушными круглыми глазами. Айльф пошевелил веткой в костре — к небу взметнулся столб искр, сова обиженно ухнула и улетела. Пламя разрослось, и силуэт корры, выбитый в камне, плясал и корчился в неверных тенях, убегающих от огня.

— Как мы теперь? — Берг повертел головой, словно освобождаясь от тяжкого сна.

Леон сидел неподвижно, охватив колени руками, и смотрел на огонь. Он больше не ощущал ни страха, ни ненависти, ни отчаяния, лишь бесконечную усталость.

— Не знаю, — произнес он наконец, — там видно будет. Наверное, имеет смысл добраться до Солера.

Ведь рано или поздно за нами туда вернутся. Если только Эрмольд все еще не охотится за нашими головами.

— Эрмольд нас не тронет. Он получил свое. Вернее — они получили. Ты знаешь, они заставили меня драться с Ансардом, — виновато проговорил Берг. — Я не хотел.

— Я знаю.

— Я убил его.

— Ты поступил так, как считал нужным. Берг покачал головой:

— Нет. Это не я. Я мог бы… отказаться… бросить все и уйти… позволить убить себя в конце концов…

— Ты так думаешь?

— Ну… не знаю… Значит, это они все затеяли? Швырнули нас в самое пекло? Эта нечисть, маленькие уродцы…

— Ну что ты… почему — уродцы? Они такие, какими почему-то считают нужным показываться, вот и все. Тень, отброшенная в нашу реальность. Язык пламени на ветру. Они — всего лишь разум, Берг. Разум, которому доступно все. Абсолютно все. И что, по-твоему, он будет делать — веками, тысячелетиями…

— Ты хочешь сказать, что все это время они просто разыгрывали спектакль?

— Ну да.

— Но зачем? Для кого? Сами перед собой? Леон покачал головой:

— Нет. Не перед собой. Перед нами. Это мы — зрители. И одновременно — участники. А они — наблюдатели за зрителями.