Читать книгу - "Вирус "Reamde" - Нил Стивенсон"

Теперь она поняла, что Джонс пытался ей объяснить. Эти люди хотели наглядно убедиться, что она сломлена. Только в таком случае они могли на нее рассчитывать.

Отсюда вопрос: рассчитывать в чем? Ведь если б ее хотели просто убить…

Чего они от нее ждут? Ради чего это затеяно?

– Пожалуйста, пожалуйста, – услышала она свой рыдающий голос, – пожалуйста, отпустите ее.

Халид убрал одну ногу с ее руки и пнул ведро. Оно вывернулось из-под головы Юйси и опрокинулось на палубу, так что Зула вымокла до нитки. Юйся по-прежнему висела вниз головой совсем рядом. Она закашлялась, выплевывая воду, ахнула, потом ее вырвало. Когда она проблевалась, ее перевернули обратно и усадили на стул. Первым делом Юйся должна была увидеть распростертую у своих ног Зулу и хлещущую из ее пальца кровь. Сама Зула Юйсю толком не видела, пока Джонс рывком не поставил ее на ноги. Ей хотелось обнять Юйсю и сказать, как она жалеет, что все это случилось просто потому, что та несколько дней назад решила помочь заблудившимся иностранцам. «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным» – любимая поговорка дяди Ричарда. Однако Джонс уже схватил Зулу за плечи и тащил к лестнице.

– Пора, – сказал он. – Чем быстрее мы тронемся, тем быстрее ее освободят.

Он развернул Зулу к лестнице и толкнул, так что она еле успела выставить руки, чтобы не удариться зубами о перекладину.

Зула обернулась на Джонса через плечо. Видимо, было в ее взгляде что-то такое, от чего он брезгливо поморщился.

– Тебе сейчас объяснили, что твоя подруга останется тут заложницей. И если на следующем этапе ты не будешь паинькой, ее просто выбросят за борт, привязав к ногам что-нибудь тяжелое, и то, что было, повторится уже всерьез.

Зула глянула на Цянь Юйсю, которая сидела на стуле, все еще часто дыша и глядя прямо перед собой. Удивительная невозмутимость для девушки, которую только что пытали и едва не утопили. Может, Юйся просто в отключке, или сошла с ума, или это такая эмоциональная травма, которая проявится позже каким-то пугающим и неожиданным образом.

Однако впечатление было другое. Впечатление было, что она просчитывает, как отомстить этим козлам.

– Подруга, я сделаю, все, что смогу, чтобы тебя больше не мучили, – сказала Зула.

– Знаю, – ответила Юйся.

Тут Джонс подтолкнул Зулу, и она начала взбираться наверх, к звездному свету.

К борту подошло суденышко поменьше, вроде того, что доставило их из Сямыня, только без дыры от такси в палубе. Зуле дали понять, что надо перебираться туда. Она так и сделала, нашла место, где не будет путаться под ногами, и села.

По меньшей мере полчаса ушло на споры и приготовления. По-видимому, довольно много снаряжения перетащили из различных кают, трюмов и ящиков на большом корабле, и теперь это все предстояло рассортировать и уложить заново. Зула, для которой огнестрельное оружие было постоянной частью жизни, по звукам, по весу, даже просто по тому, как люди держали груз, понимала, что это стволы и боеприпасы. Ей безумно хотелось понять, о чем говорят, и она почти разбирала арабскую речь. По крайней мере точно уловила слова «аэропорт» и «самолет», восхитившие детскую часть ее души («Ура! Мы полетим!»), хотя взрослый разум и отмечал про себя все ужасное, что может произойти, если людей вроде Джонса подпустить к реактивному самолету.

Вроде бы прозвучало еще слово «русский», но тут Зула была уверена меньше: говорили тихо, а когда кто-нибудь повышал голос, на него шикали.

Людей тоже рассортировали. У некоторых из спутников Джонса внешность была скорее ближневосточная, и они чаще говорили на арабском, чем на том языке, на котором общались боевики азиатского вида. Они-то – те, что говорили на арабском, – и отправились на баркас.

Все происходило как при сборах в семейную автомобильную поездку – неразбериха, нетерпение, ультиматумы, быстрые и неудачные решения. Наконец концы отдали, и суденышко двинулось.

Джонс, видимо, временно делегировал свои полномочия Халиду и, отколовшись от основной группы, сел рядом с Зулой.

– Я давно собирался сказать тебе, что ты находишься среди людей, которые могут побить девушку камнями за недолжное поведение. – Он кивнул в сторону Халида и его помощников; те разбирали и заново упаковывали вещи, взятые на борт. – Впрочем, ты, наверное, уже и сама догадалась. – Джонс весело взглянул на Зулу. – Потом я вспомнил кое-что про Халида. Знаешь, кто из них он?

– Тот, который сейчас смотрит в мою сторону?

Джонс обернулся.

– Да. Так вот, когда Халид сражался с крестоносцами в Афганистане…

– Это кто? Рыцари с красными крестами на щитах?

– В данном случае – американцы, – сказал Джонс. – Так вот, Халида и его людей на время оттеснили из одного района, и некоторое время там хозяйничали американцы. Вводили свои порядки. В частности, открыли школу для девочек.

– Попробую угадать. Халиду это не понравилось?

– Очень сильно. Однако он ничего поделать не мог, просто наблюдал с гор и ждал своего часа. Конечно, ничто не мешало ему и его товарищам изредка проникать в город с целью разведки. Они – тебе это понравится – надевали бурки, чтобы их принимали за женщин. Так вот, у Халида было много других забот, кроме школы для девочек, но он находил время и для нее. Два человека на мотоцикле, один рулит, у другого пульверизатор с кислотой. Ждешь, когда на улице появятся девочки, идущие в школу, проезжаешь мимо, прицеливаешься им в лицо – и пшик-пшик! – Джонс изобразил, нацелив воображаемый пульверизатор в лицо Зуле, и она еле сдержалась, чтобы не отпрянуть. – Некоторые пугались и больше в школу не ходили. А после газовой атаки учениц вообще почти не осталось. Но училка была упрямая. Несгибаемая. Ты только мечтаешь такой быть, Зула. Так что с помощью американцев школа все-таки продолжала работать, как Халид ни старался. Потом американцы, по обыкновению, решили, что дело сделано и хватит уже подставлять своих ребят под пули местных снайперов. Они сказали, что обстановка стабилизировалась, и ушли из города. Знаешь, что сделал тогда Халид?

– Судя по тому, как ты это рассказываешь, я, видимо, должна догадаться, что он закрыл школу для девочек, а учительницу приказал побить камнями.

– Тут особенно интересно то, что он сделал с ней до того, как ее побили камнями, – сказал Джонс.

– Так что?

– Изнасиловал.

– Так ты к этому и клонил? Что он вовсе не такой правоверный мусульманин, каким хочет казаться?

– Напротив. Тут, впрочем, есть одна богословская тонкость, в которой мы с ним расходимся.

– Ты хочешь сказать, для его поступка есть богословское оправдание?

– Вернее, богословский мотив, – поправил Джонс. – Понимаешь, изнасиловав учителку, он сделал ее распутницей. А тебе известно, что бывает с распутницей, которую побили камнями? На том свете?

– Она попадает в ад? – Зула старалась говорить как можно спокойнее, но голос ее все-таки дрогнул.