Читать книгу - "Письма полковнику - Яна Дубинянская"

Просто старик в альпинистском комбинезоне, нетвердо стоящий на ногах, щуплый, со складками дряблых щек из-под очков и невидимыми губами. Просто ему необходимо сказать ей что-то сию же секунду. Не сценка из театра абсурда, а реальная жизненная ситуация — здесь и сейчас.

Пусть говорит.

— Я спускал вам до последнего, Эвита. Когда вы сбежали с вашим так называемым разработчиком, я махнул рукой: не принимаю, знаете ли, всерьез цивилов. Потом поверил донесениям, будто вы вернулись после теракта в Исходник…

Глянула недоуменно: неужели правда? Но в таком случае как же он ее нашел?

— Да, представьте себе, даже выпил за благополучное завершение этой истории, которая меня порядком утомила. И вот сегодня мне приносят, — его свободная рука нырнула в карман комбинезона и с размаху швырнула что-то яркое на снег. — Почитайте, вам понравится.

Газетная бумага казалась на снежном фоне темно-желтой, почти коричневой. Черные столбцы колонок. Пестрые заголовки. И фотографии, фотографии… Эва прищурилась, подалась вперед. Сережа?!

Наклонилась. Негнущиеся пальцы в перчатках никак не могли подцепить газетный лист; в конце концов удалось поднять, скомкав почти до половины. Попыталась расправить на ладони: буквы прыгали, складывались в бессмысленные сочетания. Невозможно читать, когда на тебя направлено пистолетное дуло, взгляд постоянно дергает туда, как на пружине. Статья на целый разворот, много снимков, очень выразительных, несмотря на некачественную печать. Смотреть картинки пока еще получается.

Да, действительно, Сережа Старченко, сидит, вытянув ноги, на солнечной скамье набережной. И рядом — лежит на больничной койке. А вот она сама, Эва, в красном платье, под руку с каким-то претендентом, смазанным, неважным… Она же среди ребят у входа в телепорт. Отдельно, крупным планом — Федор Брадай. Красавец. С мятой газетной морщиной поперек бронзово-лысого лба…

— Любопытно? — поинтересовался Фроммштейн.

Кивнула. Наконец смогла прочесть заголовок, набранный огромными буквами: «Наследство Лилового полковника». И две фамилии под гигантской «Н»: Анатолий Бакунин, фото Марии Шабановой.

Надо же. Анатолий, самый нелепый и нелогичный из претендентов. Получается, самый бескорыстный — единственный, кому было нужно от нее не это самое «наследство», не Ресурс, а всего лишь несколько жареных фактов для газеты… Комната отца, фотовспышка, девица в потертых джинсах, вежливый чернявый мальчик с диктофоном. Точно. Его лицо всё время казалось ей знакомым.

— Зачем-то побрился наголо.

— Что? — не понял Фроммштейн. — Читайте-читайте. Вы первая после меня, кто это видит, не считая, конечно, работников редакции. Говорят, пришло самотеком. Разумеется, номер не выйдет в свет… если, конечно, мы с вами договоримся.

Эва отогнула край листа, заглянула на первую страницу:

— «Срез-ревю». Ваша газета?

— Чья ж еще? Имею привычку лично просматривать за обедом каждый номер перед тем, как он идет в печать. Жаль, честное слово, давно у нас не было такого живенького…

Ей стало смешно. Неужели он надеется шантажировать ее этим желтым листком?

— Так выпускайте, в чем же дело?

— В чем дело?!!

Рявкнул на внезапно высокой, надрывной ноте, пистолет в его руке описал сверкающую дугу, и Эва невольно втянула голову в плечи. Он же психопат, он и в прошлую встречу демонстрировал ей ненормальный контраст настроений, резкие зигзаги от делового разговора к истерике и гневу. А сейчас еще и вооруженный психопат. Фроммштейн двинулся с места, проваливаясь в снег, и дракон за его спиной предусмотрительно попятился; кажется, инициированный дракон… Эва тоже отступила на шаг. Без паники. Держать в руках себя и, по возможности, его.

— В чем дело, — бормотал он, — действительно, в чем дело… Почему бы не сообщить всему Срезу: Фроммштейн старый кретин, и его служба информации — кретин на кретине?! Я был осведомлен о каждом его шаге, не подозревая при этом, с кем имею дело! Искренне считал его ординарным претендентом от Структуры. Человека, за которым охотился десять лет!..

Он неожиданно ринулся к ней, вспахивая снег, и прежде, чем она успела среагировать, ткнул пальцем в газетный лист. Эва отпрянула, и бумага прорвалась длинной дырой. Точно посередине брадаевской лысины.

— И ведь мне было известно, — продолжал он, накручивая себя всё сильнее, — что он тогда обратился к Структуре, что это она помогла ему скрыться, сменить внешность, имя, гражданство, профессию!.. И всё это даже не в обмен на рукопись! Рукопись он как раз, получается, придержал до лучших времен… Вы-то, конечно, об этом знали!

— Нет, — мягко сказала Эва. — Узнала буквально только что… час назад, не больше.

— Похвастался? Что обставил, как ребенка, самого старика Фроммштейна?!

— Он не говорил, кого.

Кажется, немного успокоился. Эва перевела дыхание и, поминутно косясь на пистолет в уже опущенной руке, снова попыталась вчитаться в статью. Подзаголовок: «Федор Брадай — чужой среди своих». Черт, дыра прямо посреди газетной колонки… но откуда Анатолий мог знать?

Подняла глаза:

— Там обо всем этом написано?

— А вы разучились читать? Если вкратце, там написано, что он кинул своих, то есть Структуру, и повел собственную игру.

— И всё?

— Умному человеку достаточно.

Фроммштейн выдержал паузу навстречу ее недоуменному взгляду. Если б не эти очки, в которых можно разглядеть только себя… Продолжил на удивление ровным голосом:

— Достаточно, чтобы сделать предположение: у данного претендента на руках более чем серьезный козырь. А о том, что оно верно, вы только что сказали мне сами, Эвита. И вот теперь я знаю точно.

Он трескуче расхохотался. Эва тоже нервно усмехнулась. Получается, эта его истерика, метания, крики, размахивания пистолетом… Убедительно, ничего не скажешь. Разжала пальцы, и газета спланировала на снег.

— Как же простой телевизионщик мог обставить вас на аукционе? — спросила ядовито: слава богу, уже не надо беспокоиться о его психике в сочетании с огнестрельным оружием.

— Во-первых, тогда он не был даже телевизионщиком. А во-вторых, по чистой случайности. Мой агент оказался полным идиотом, отлучился не вовремя, извините, в туалет. Не думайте, что я не пытался выкупить у этого зарвавшегося пацана рукопись, предлагал хорошие деньги…

— А подстрелить его из-за угла не пробовали?

За «посталкивать обоих в пропасть». Теперь они квиты. Снова мелькнула мысль о крови на снегу, странно медленная, инертная мысль. Разговор с Фроммштейном занимал ее определенно больше. Кошмар. Вот что происходит, когда принимаешь чужие правила абсурдной игры. В то время как они замерзают там, двое мужчин, которых она… Нет, не любила, но разве это важно?

Сейчас. Вот только выждать момент, когда он позабудет о своем пистолете.