Читать книгу - "Эйфельхайм: город-призрак - Майкл Фрэнсис Флинн"

— Ты позволил зарасти тонзуре, Дитль.

— Теперь я скромный приходской священник, — сказал Дитрих, — а не нищенствующий монах.

Оккам окинул его взглядом:

— Ты, быть может, и сложил с себя обет нищенства, но богатства явно не снискал.

— Жизнь здесь имеет свои приятные стороны.

— Если бы ты научился льстить императору, тебе не пришлось бы жить в лесной глуши.

— Если бы ты научился жить в лесной глуши, тебе не пришлось бы льстить императору.

Уильям чуть слышно засмеялся и посмотрел на восток, в сторону Мюнхена, Праги и Вены — столиц великих династий.

— Недурно, — сказал он и после секундного молчания продолжил: — Было во всем этом что-то возбуждающее; создавалось ощущение, что мы вершим судьбы мира. «Если вы защитите меня своим мечом, — говорил я Людвигу, — я буду защищать вас своим пером».

— Интересно, стал бы он это делать, если б дошло до того? Оккам пожал плечами:

— Людвиг находился в более выигрышном положении. Но люди будут помнить меня тогда, когда о нем давным-давно позабудут.

— Разве так уж плохо, — спросил Дитрих, — просто кануть в забвение?

Англичанин отвернулся м подтянул подпругу под седлом:

— Так расскажи мне о демонах и кузнечиках.

Дитрих видел, как схоласт осматривал крышу церкви, и знал, что тот отметил отсутствие «горгулий». К этому времени его друг наверняка сопоставил свои собственные наблюдения с описанием госпожи Эйнхард.

Пастор вздохнул:

— Есть земли, что лежат даже дальше «островов канареек». Сами звезды на небосклоне суть далекие острова, и на них живут…

— Кузнечики, — подсказал Оккам, — а не канарейки. Дитрих покачал головой:

— Существа во многом такие же, как ты или я, но внешним обликом походящие на кузнечиков.

Англичанин засмеялся:

— Я бы обвинил тебя в том, что ты плодишь сущности без нужды, если бы только… — Он вновь бросил взгляд на стрехи церковной крыши. — Откуда ты знаешь, что они живут на звезде?

— Гости так сами мне сказали.

— Как ты можешь быть уверен, что они говорят правду? Кузнечик может сказать что ему угодно и заслуживает доверия не более чем человек.

Дитрих порылся в своем мешке:

— Не хочешь ли поговорить с одним из них сам? Оккам окинул взглядом упряжь для головы, которую протянул ему священник. С опаской коснулся ее пальцем, потом резко отдернул руку:

— Нет. Я, пожалуй, предпочту знать поменьше.

— А, — Дитрих отвел глаза в сторону, — Манфред рассказал тебе об обвинении.

— Он спросил, не могу ли я замолвить за тебя слово перед ведущим следствие магистратом.

Пастор хмыкнул.

— Да, как будто слово еретика имеет в их глазах какой-то вес. Но если кто-нибудь спросит о дьявольщине во время моего пребывания здесь, я смогу правдиво ответить, что ничего такого не видел.

— Спасибо, старый друг. — Они обнялись, и Дитрих подставил ладони, помогая Уиллу влезть в седло.

Оккам уселся:

— Я боюсь, ты понапрасну растратил свои годы в этой дрянной деревушке.

— У меня были на то причины.

И причины оставаться тоже. Дитрих, пришел в Оберхохвальд, ища убежища, но теперь тот стал его уголком мира, он знал здесь каждое дерево, камень и ручей, как если бы в детстве набивал о них шишки. Пастор больше не смог бы жить в Париже. Когда-то ему казалось там лучше лишь потому, что он был моложе и не познал еще удовлетворения жизнью.

* * *

После того как «досточтимый инцептор» уехал прочь, Дитрих вернулся в деревню, где столкнулся со своим арендатором, Гервигом Одноглазым, направлявшимся в поля.

— Уехал с глаз долой, святой отец, — загоготал старик. — И пусть катится.

— Вот как? — спросил пастор, дивясь, что за обиду успел затаить Гервиг на Оккама.

— Уехал из Нидерхохвальда сегодня утром, с телегой, гаремом и всем остальным. Отправился во Фрайбург с первыми петухами.

— Еврей? — Внезапно на июньском солнце Дитриха пробил холодный пот. — Но он же собирался в Вену.

Гервиг потер подбородок:

— Не могу сказать, мне плевать. Он дрянной человек. Курт-свинопас, муж моей кузины, слыхал, как старый еврей говорил, что покончит с Анжелюсом. Какая мерзость! Без колоколов как простой народ узнает, когда прекращать работу?

— Анжелюс, — повторил Дитрих.

Гервиг подался вперед и понизил голос, хотя никто здесь и не мог услышать их:

— И эта тварь, похоже, увидела мельком кого-то из ваших необычных гостей. Курт слышал, как тот восклицал о нечистых животных и летающих демонах. Курт, он сразу бросился сюда, поскольку хотел поспеть с новостями первым. — Гервиг харкнул и сплюнул в грязь, но относилось ли это на счет еврея, вкуса кузины в вопросе избранников, или старик просто прочищал горло, Дитрих не стал выяснять. Он устремился в пустую церковь, где, посреди образов страдающих святых и заморских чудовищ, пал на колени и принялся вновь молить о прощении грехов, как делал более десяти лет назад.