Читать книгу - "Скользящие души, или Сказки Шварцвальда - Елена Граменицкая"

Регина смягчилась.

— Конрад, ты сам избрал этот путь. Власть над человеческими умами показалась тебе более сладкой, чем моя любовь.

Епископ долго молчал, застыв на месте. Регина слышала в воцарившейся тишине, как в углу ее камеры копошатся мыши, она слышала частые удары своего сердца и спокойное дыхание возвышающегося над ней мужчины.

— Перейдем к делу, моя дорогая. Власть, что я имею над тобой, не радует, она тяжела и прискорбна. И я бы хотел быстрее покончить с разыгравшейся комедией.

— Вот как ты это видишь… Комедия… Игра… Кровавый смертельный фокус… Сколько жизней ты уже сожрал, сколько невинных душ и незавершенных судеб присвоил? «Черная смерть», пришедшая в Фогельбах, — твоих рук дело, я не сомневалась ни минуты.

— Регина, на моих руках нет крови. Я использовал других для достижения целей, не забывая всегда о свободе их выбора. Каждый имел право отказаться, но, следуя собственным порокам, всегда шел по пути зла.

Так и твой сын Хассо, получив в руки зараженного грызуна, не выкинул его по дороге, а привез в деревню, среди жителей которой вырос. Он бросил ее в единственный колодец и отравил близких людей… Это был твой сын!

— Как и твой! — раздался возмущенный голос Регины. — Ты послал собственного сына на убийство невинных. Чудовище!

Конрад опустился на кровать рядом с Региной и, скрестив на груди руки, снисходительно улыбнулся.

— Зато ты не уберегла его от зова полной луны. У мальчика много лет назад сердце поросло волчьей шерстью, а ты не придала этому значения, сосредоточив все оставшееся тепло на Михаэле, забыв, что лишь преданная материнская любовь способна разрушить любое колдовство. Ты оставила сына погибать в шкуре волка… Вот, теперь ты молчишь…

Регина сжалась. Конрад говорил жестокую правду. Всю обиду и боль за поруганную любовь несчастная женщина перенесла на невинное дитя, рожденное от предателя.

Она не любила Хассо с момента его появления на свет, вспоминала, как больно волчонок кусал ее грудь, исходил в постоянном крике, не давая покоя ни днем ни ночью. Лишь маленький подкидыш, доставшийся от сестры, стал ее отдушиной, лишь в Михаэле она всегда видела родную кровинку.

— Так почему ты сейчас обвиняешь меня, что я сделал из него чудовище? Я дал ему право выбора, ты же такового не оставила!

Регина почувствовала, как слезы одна за другой ползут по щекам, падая на грудь. Ей нечего было сказать в свою защиту.

Конрад только что вынес справедливый приговор.

Вытерев щеки, она встала с кровати и отошла в угол камеры. Повернувшись лицом к епископу, постаралась говорить спокойно:

— Чума была лишь предлогом, чтобы выманить меня из леса, где твои силы слабы. Где ты не способен совладать со мной… Ведь так? Поэтому я здесь. Зачем ты пришел?

Конрад тяжело вздохнул. Его наигранная тревога сменилась нескрываемым восторгом от осознания власти. Чувство вины, внушенное Регине, даровало ему бесценный козырь.

— Отдай вещь, что принадлежит мне. Солдаты не нашли ее в хижине, ее не было в одежде и вещах, что позволили тебе взять с собой. Где он?

Ведьма, забившись в темный угол кельи, молчала.

Конрад медленно подошел к женщине и протянул руку.

— Отдай! И уже завтра ты будешь в лесном доме. Он остался нетронутым. Слуги не позволили безумным соседям из Фогельбаха спалить его. Где медальон?

Регина ответила вопросом на вопрос:

— Я не вижу у тебя на руке моего дара. Когда ты в последний раз надевал охранное кольцо?

Конрад смутился и тряхнул головой, отгоняя ненужные воспоминания.

— Надень его сейчас, мой дорогой друг, — зашелестел тихий вкрадчивый голос, — и мы сможем говорить как прежде, слыша мысли друг друга, чувствуя биение сердец…

— Замолчи! — голос Конрада неожиданно сорвался в крик. — Замолчи! Отдай мне мою вещь, и ты сможешь избежать костра!

Регина рассмеялась ему в лицо:

— Я не боюсь смерти, глупец! Неужели ты подумал, я позволила бы себя схватить твоим солдафонам? После первого смертельного случая в Фогельбахе я уже знала, что тиски вокруг меня сжимаются. Знаешь, почему я сейчас здесь?

Конрад отступил от нее на шаг и прищурил глаза.

— Не потому что ты принудил меня. Не льсти своему болезненному самолюбию. Я устала, мой бывший друг. Устала смертельно. Мой земной путь закончится на городской площади через несколько дней, и часы неумолимо отсчитывают оставшиеся до освобождения мгновения. И лишь от тебя сейчас зависит, сможем ли мы продолжить существование вне времени.

Лицо епископа вспыхнуло от негодования. Он оскалился подобно хищному зверю:

— Ты меня не проведешь! Когда твоя кожа начнет дымиться и трескаться от праведного огня, а голос — визгливо молить о пощаде, то, клянусь жизнью своей, я лишь рассмеюсь от наслаждения, видя, как твоя пресыщенная гордыня горит синим пламенем. Отдай мне вещь, и я отпущу тебя. Хочешь умирать — бросься вниз головой с городских стен, ты не поймаешь меня в ловушку предопределенности.

Регина равнодушно вздернула брови.

— Думай как хочешь. Прошу тебя лишь об одном: в тот момент, когда палач поднесет факел к костру, будь на площади. И ради нашей любви, что давно умерла, надень на правую руку мой подарок. Уходя, я мечтаю вновь увидеть твои глаза и услышать биение живого сердца.

— Ты просишь о невозможном! Нельзя вернуть то, чего нет. Моя душа высохла дотла, она подобна пустыне, где носится пыльный ветер — призрачный хамсин.

Но я не премину доставить себе радость. Напротив твоей поленницы запылает костер богоотступника, посмевшего сомневаться в величии церкви, безумного глупца Иоахима из Марцелля.

Регина зашипела словно разъяренная кошка. Ее высокое тело изогнулось дугой, пальцы скрючились, выпуская несуществующие когти. Черные глаза заблестели гневными угольками.

— Глупца, говоришь? Именно в его стойкости и искренности люди увидят доказательства величия своего Бога, и будут правы.

Ты сотворишь из несчастного, верящего в справедливость священника желанную жертву. Каждое слово Иоахима перейдет из уст в уста и останется в людской памяти. Имя его сохранится в летописях и обретет бессмертие, в то время как твое будет навеки покрыто проклятием.

Тот, кого ты нарек глупцом, способен видеть зло в каждом его проявлении, потому что душа его чиста от скверны и принадлежит молодому Богу. Святому отцу достаточно было одного пристального взгляда, чтобы почувствовать твою звериную суть. Погубишь его — погубишь себя, и пути назад уже не отыщется. Спасешь его — и надежда на нашу встречу останется.

Продолжительное молчание стало ей ответом. Наконец епископ встал с кровати и сделал шаг к замершей в ожидании Регине.

— Хорошо, любовь моя, — красивые губы Конрада изогнулись в улыбке. — Тогда я посмею предложить сделку. Я загашу под ним пламя, но и ты скажешь, где находится нужная мне вещь.