Читать книгу - "Московский лабиринт - Олег Кулагин"

Площадь была чужой, как и всё остальное.

Миновав Садовое кольцо, вертолёт приземлился на расчищенный от руин участок. Поблизости ждал автомобиль. Старенький ВАЗ-«девятка».

– Сколько со мной? – уточнила я у американца.

– Кроме меня, ещё один. Ждёт в машине.

Понятно. Ожидается такой богатый улов, что Алан никому другому не доверил забрасывать невод. Будет сложнее для меня. Но, пожалуй, куда приятнее.

И всё-таки странно. Он готов идти на личный риск. Он во мне ничуть не сомневается. Это точно. Но в чём дело, в моих актёрских способностях? Или у американца опять припасён неизвестный козырь?

Мы сели в автомобиль, на заднее сиденье. Вертолёт тотчас взмыл.

ВАЗ рванул с места.

Пока ехали, я успела присмотреться к водителю. Бритый, плотный затылок, короткая шея, выраставшая из широченных плеч – стандартная внешность человека, зарабатывающего на жизнь мускулами. Но взгляд, иногда мелькавший в зеркале заднего обзора, – цепкий, умный. Пожалуй, водитель не уступит Алану. А в чём-то, может, и опасней. Хотя бы тем, что, в отличие от Алана, он не считает меня своей маленькой победой.

Минут через пятнадцать, предварительно намотав круги по городу, «девятка» остановилась у метро «Площадь Суворова».

Улица и площадь – пустынны. Нежилой район. Кругом – сплошные развалины и брошенные дома с чёрными глазницами окон. Ярким пятном выделялся только новенький громадный плакат: «Мы выбираем свободу!» – счастливая мамаша, обнимающая румяного упитанного ребёнка. Раньше я видела эту же мамашу на рекламе «памперсов». Наверное, оба плаката – продукция одного агентства.

Несколько хмурых оборванных личностей показались из развалин. Я поёжилась: такие знакомые взгляды. Взгляды голодных шакалов. Нет, это не «переодетые». Скорее уж – коренные москвичи. За буханку хлеба – зарежут и не поморщатся. Впрочем, мы им – не по зубам. Наш водитель глянул сурово, и хмурых личностей, как ветром сдуло.

Метро не работает ещё с бомбёжек. Стеклянные двери выбиты. Вместо них приварены грубые решётчатые ворота, запертые на висячий замок. Жестяная табличка – белый фон, красные буквы на английском и русском: «Danger! Mines! Осторожно! Мины!». У всех уцелевших входов в метро сейчас такие таблички. Правительство Гусакова не может контролировать подземные коммуникации. И потому предпочитает их минировать. Хотя иногда не очень аккуратно. Опытный человек может и пройти.

Здесь СОКовские сапёры проход наверняка очистили. Я потрогала замок. Кто-то щедро его смазал. Если люди Алана уже внутри, они аккуратно закрыли ворота за собой.

Американец в лёгкой растерянности чесал висок. Коллеги забыли оставить ему ключ? Я усмехнулась, пошарила в груде мусора и обнаружила длинный ржавый гвоздь. Небольшое усилие, и замок безвольно повис на освободившейся дужке.

– А вы мастерица! – одобрительно расплылся Алан. Тут до меня дошло, что он и сам бы без труда справился. Просто захотел увидеть, что буду делать я.

Ну и пускай видит. Делов-то. Я научилась открывать такие замки, ещё когда бомжевала. До нашей встречи с Михалычем.

Щемящее чувство колыхнулось внутри. Старик… Где ты? Что сейчас с тобой?

Перед тем, как шагнуть за ворота, опять посмотрела на яркий плакат. И вздрогнула. Померещилось, будто румяный младенец зыкнул на меня чужим взрослым взглядом. Внимательным и изучающим.

Нервы. Наверное, нервы…

Внизу ждала темнота. Поэтому надели «ночные глаза», синтезирующие цифровую картинку на основе всех диапазонов, включая инфракрасный и ультрафиолет. Видно не так, как при дневном свете. И всё же безошибочно различаются даже мелкие детали.

Я не зря выбрала эту станцию. Отсюда есть переходы ещё на две линии. Даже если они заранее перекрыли всё вокруг – шансов уйти больше. Уйти-то можно не только через туннели метро. Под Москвой едва ли не со сталинских времён сохранилась целая сеть коммуникаций. Планов её нет ни у СОКа, ни у американцев. А после того, как однажды исчезла спецгруппа из шестнадцати человек, они вообще боятся туда лезть. Мёртвый эскалатор остался позади. Мы двигались размеренным шагом.

Пока что Алан ничего не заподозрил. Идёт чуть правее и позади меня. Его напарник – впереди, не сводя глаз с наваленной поперёк платформы груды металлолома. Оружия они не доставали – вероятно, боялись спугнуть физиков.

Я оказалась ближе к краю платформы и первая увидела мёртвого полицая. Он лежал на рельсах, нелепо подогнув ноги и сжимая левой рукой цевьё «калашникова». Совсем «свежий» – я не чувствовала запаха разложения. Но откуда? Его не могло быть здесь! СОКовцы наверняка заранее прочёсывали станцию!

Может кто-то сумел уже после проверки?

Долго колебаться я не стала. Прыгнула на рельсы и вырвала из закоченевшей руки автомат. Передёрнула затвор и, крутнувшись на спину, послала длинную очередь вдоль края платформы. Не промазала.

А они ничего не успели: ни пригнуться, ни достать пистолеты. Лишь осели неуклюжими мешками.

Я вскарабкалась наверх. Оба неподвижны. По гранитным плитам расползались тёмные лужи. Не спуская тела с прицела, я подошла ближе. И задрожала, едва не выронив «калашников». На платформе лежали отец и младший брат.

Но это же невозможно! Я хорошо знаю!

Отец приоткрыл веки, слабо позвал:

– Таня…

И, отбросив оружие, я рухнула рядом на колени:

– Папа! Папочка…

Его пробитая рубашка быстро темнела от крови. Та самая, светлая, немного вылинявшая рубашка, в которой я его видела последний раз.

– Что ты наделала, дочка…

– Прости, прости меня, папа, – бормотала я, захлебываясь слезами, срывая с себя куртку и подкладывая ему под голову.

А потом я поняла, что мы уже не в метро. Низкое ноябрьское небо сеялось мелким дождём над окраиной Воронежа. Вон там, в дымке, темнеют городские дома, а здесь уже поле. Огромное ноле. Вечер.

Столько раз я видела это в своих снах…

Люди, много людей, идут через поле, тяжело передвигая ноги с налипшими комьями грязи. Сзади остались подкупленные полицаи. Скоро опустится тьма, а до леса уже не так далеко. Они смогут уйти.

Откуда-то из вечернего сумрака вырастает цепочка серых фигур. Совсем редкая. Но в руках у них – автоматы.

А у меня нет оружия. Где-то там, на станции «Площадь Суворова», остался мой АКМ. «Серых» не остановить. И всё равно я бегу в сторону цепочки, проваливаясь в грязь, задыхаясь от страха и ненависти и нелепо размахивая кулаками.

Я почти успеваю добежать до автоматчиков, когда промозглый сумрак взрывается вспышками и грохотом выстрелов. Очередь ударила в грудь. Меня убили. Но я не падаю. Я вижу, как падают другие. «Серые» медленно продвигаются вперёд, и оружие в их руках вздрагивает, как живое. Я знаю: в поле никто не уцелеет. Тех, кто пытается ещё бежать, догонят пули…