Читать книгу - "Араб у трона короля - Михаил Васильевич Шелест"

было очень много, как и на берегах обеих рек, рыкнуло громко и протяжно, и на тропку выкатились два годовалых медвежонка. Лошадь двигавшегося впереди Говарда вздыбилась и, прянув в сторону, сбросила седока наземь. Томас приложился о тропку так, что лежал и не шевелился. Наши с Джоном (так звали священника) кони тоже застопорились и попятились. Я, несмотря на европейское седло с высокой спинкой, едва усидел на крутившемся на месте мерине.

Джон, крутнувшись пару раз, дал лошади шпоры, выровнял её шаг и натянул поводья.

На тропу вышла медведица и остановилась, сильно и шумно втягивая ноздрями воздух. Лошадь Джона прыгнула в кусты ежевики и скрылась в зарослях, а сам Джон лежал распластавшись на тропинке без чувств.

Наши арбалеты были ослаблены, копьё было только у Джона, но он против бурой мамаши не потянул бы, да и стоял за мной на узкой тропе.

— Копьё, — крикнул я и едва не получил остриём в спину, так как мой мерин от моего крика вздрогнул и прянул назад.

— Джон, млять! Ты охренел?! — Крикнул я снова, и перехватил его копьё сразу за остриём.

Медведица опустила голову к земле и косолапо перебирая передними лапами медленно зашагала к Говарду. Я спрыгнул с мерина и сделал три шага вперёд. Честно говоря, мне не хотелось сражаться с медведицей. Даже на четырёх лапах она была чуть меньше меня ростом.

Я совершенно не чувствовал себя достойным для неё соперником. Она, вероятно, тоже не видела во мне угрозу и двигалась к Говарду не торопясь, но уверенно.

Когда она подошла на дистанцию, с которой смогла дотянуться носом до головы Томаса, она остановилась и снова шумно втянула в себя воздух.

Я не мог заставить себя двинуться вперёд. В животе вдруг заурчало так, что медведица глянул на меня, а я «шикнул» на свой кишечник: «Тихо, млять» и непроизвольно подался назад, оперев копьё о землю.

Медведица смотрела на меня своими карими глазами, явно раздумывая, «хватит ей одного человека на ужин, или нет»?

Похоже, что она решила запастись едой надолго, потому что она двинулась в мою сторону, аккуратно перешагнув голову Говарда, но наступив ему левой передней лапой на левое бедро. Томас очнулся от боли, вскрикнул, попытался приподняться, получил правой передней лапой по груди и лицу, и его верхняя часть тела отлетела в сторону.

У меня от увиденного так скрутило живот, что я заскрежетал от боли зубами.

Медведица, не прерывая движение, словно и не заметив препятствия в виде Говарда, медленно шагала ко мне. Моё трёхметровое копьё вот-вот должно было коснуться её морды, когда «забумкали» жилы арбалетов. Медведица взревела и встала на задние лапы, пытаясь одновременно развернуться через правый бок.

Я толкнулся правой ногой, как конькобежец, как каратист, рассчитывающий на один, но смертельный удар. Одновременно я перехватил копьё и левой рукой, выставляя его вперёд, толкая остриё под левую лапу. И оно туда вошло.

Медведица рванулась в мою сторону и почти упала на меня, проткнув себя на сквозь. Если бы это было местное копьё, оно бы наверняка сломалось ещё на входе в тело, но это было моё бразильское копьё из бразильского железного дерева. Я его подарил Джону, потому, что оно ему сильно понравилось, а он, не смотря на то, что с виду был щуплым, как оказалось, силу имел значительную.

Я отпрыгнул назад, оттолкнувшись передней левой ногой точно так же сильно, как до этого задней правой, и успел выскочить из-под упавшей на землю туши, лишь «слегка» зацепившей меня каким-то когтем правой передней лапы.

От этого «слегка», располосовавшего меня по лицу, груди и левой ноге, я тут же потерял сознание.

* * *

Я открыл глаза и лёжа в темноте подумал, грешным делом, что снова нахожусь в заточении, но, почувствовав тонкий запах эвкалипта, вспомнил всё и понял, что лежу в «своём» доме.

— Сходили, млять, в баньку, — сказал я.

Голос прозвучал тихо и сипло. Услышав сопение я, кашлянув, спросил:

— Есть тут кто?

Где-то рядом зашевелились.

— Святые апостолы, очнулся!

Послышались звуки постукивания кресала. По потолку задвигался свет и тёмные пятна человеческой тени. Колеблющийся свет приблизился, и краем глаза я разглядел фигуру и лицо диакона.

«Как на иконе», — подумал я.

— Ты не шевелись. Рана только коркой взялась. Заляпали тебя твои вои какими-то жёванными кореньями и вонючими растертыми сухими листьями.

— То, табак, — сказал я тихо.

— Что? — Не расслышал или не понял Джон.

— Никотинус.

— Святые апостолы! Это жуют который? И нюхают? Прости, Господь, грешных!

— Он раны заживляет.

— Есть такое, да. Три дня не прошло, раны не кровят уже. Деранула тебя медведица, будь она неладна, от макушки до пят. Думал, истечёшь кровью, ан нет. Твои вои набежали и как давай над тобой ворожить и выть, что я испугался их пуще медведицы. А кровушка-то и перестала течь. То ли от ворожбы, то ли от табака этого…

Диакон помолчал.

— Раны тебе шёлковыми нитками стянули. Два дня они над тобой ворожили, и я туточки ночевал. Не гоже, если добрый хозяин земли нашей Богу душу отдаст, подумал я. София порывалась ухаживать, да не допустил я её до тела господского. Голый ведь лежишь. Водички дать? — Спросил он вдруг.

Я только теперь почувствовал, что лежу без одежды, но не мёрзну. В помещении чуть пахло дымом.

— Дай воды, — попросил я, и Джон приложил к моим губам тонкий «носик» маленького медного чайничка, ранее лежавшего в моей дорожной сумке. В нём я хотел заваривать чай для банного пития. Хотел Говарда, становившегося мне почти другом, угостить.

— Вот и попарил я сэра Томаса, — вырвалось у меня. — Что я сейчас королю скажу? Тело его где?

— Не кори себя, сын мой. Нет в том вины твоей. Все видели, как ты старался отбить его у медведицы и сам пострадал через это. А тело казначея гвардейцы увезли в тот же день. Монахини крапивой да полынью обложили останки, и в саван замотали. Так и увезли.

Я вспомнил, как стоял скованный страхом и не мог заставить себя шагнуть вперёд к клыкастой смерти. Я скривил правую часть лица и с ужасом подумал, не запачкал ли я тогда штаны?

— Да уж, старче. Я чуть было не обделался со страха.

Диакон как-то расслабился и усмехнулся.

— Но ведь, не обделался же. Я тоже когда-то был рыцарем, так после сражения мало кто не стирал своё бельё. Да и вонь стояла над полем брани ещё до сражения такая, что хоть святых выноси. Чистый ты был, не переживай,