Читать книгу - "Помещик - Михаил Шерр"

Помещик

Глава 1

И вот ради этого я, идиот, горбатился два года, экономил на всем, не купил себе новую машину, а продолжаю ездить на сраных китайских дровах!!!

«Увидеть Париж и умереть». Интересно, что бы сейчас сказал господин-товарищ Эренбург, автор этой фразы, про Париж?

До знаменитого Монмартра я еще не добрался, но здесь тоже далеко не окраина, и по улицам должны спешить на учебу и работу миниатюрные белокурые красавицы в элегантных платьицах. В воздухе должен стоять запах тех самых свежих круассанов и ароматы Шанель различных номеров и Кристиан Диор.

А что я вижу и ощущаю на самом деле?

Слева и немного впереди из крошечного старого фиата после ночи, проведенной в таких «комфортабельных» условиях, выбирается на свет божий целая цыганская семья. Как они в таком количестве уместились в ней — загадка. Их целая толпа — шумная и пестрая: старики в выцветших платках, женщины с грудными детьми, завернутыми в грязные тряпки, подростки с хитрыми глазами. Они развесили на дверях машины какое-то тряпье, женщины рядом уже развели маленький костерок и варят на нем какую-то похлебку. Её резкий запах смешивается с ароматом немытых тел, и создается приторная, тошнотворная смесь.

Справа, на расстеленном ковре, плясали выходцы, вероятно, из Северной Африки — алжирцы или марокканцы. Они бьют в бубны, выкрикивают что-то на своем гортанном языке, кружатся в каком-то диком, незнакомом мне танце. Их темные лица блестят от пота, а глаза горят странным, почти безумным огнем. Это, надо полагать, у них подготовка к завтраку, который тут же выкладывают их женщины.

А прямо передо мной толпилась чернокожая публика, почти сплошь очень молодая. Среди них не было женского пола, и это были теперь уже французы. Они спорили, смеялись, перебрасывались какими-то шутками, и их белые зубы сверкали на темных лицах.

Я огляделся. Кругом грязь, нищета и ни намёка на тот рафинированный образ Парижа что был в головах у советских граждан после так любимых нами французских фильмов.

«Где же настоящая Франция?» — подумал я с горечью. — «Где тот Париж, о котором я мечтал? Можно сказать, иногда даже грезил многие годы чуть ли не наяву».

Внезапно между арабами и чернокожими вспыхнула перепалка. Кто-то кого-то толкнул, кто-то что-то крикнул — и через секунду в воздухе уже летели бутылки и камни. Я хотел отойти, но не успел. Что-то тяжелое и твердое ударило меня по голове…

Дикая головная боль, затем темнота, и я куда-то падаю…

* * *

Сознание возвращалось медленно и неохотно, рывками. Но в какой-то момент возникшие першение в горле и острая боль в затылке, а затем жгучее жжение в шее резко и окончательно выдернули меня из небытия.

Я понял, что лежу на чём-то жёстком и противном, а в шею впилось что-то колючее и ещё более противное. Руки инстинктивно потянулись к горлу и наткнулись на конец торчащей из-под воротника веревки.

Ощупав горло, я понял что это конец не просто конец пеньковой веревки, а петли на моей шеи.

«Боже правый, я что, повесился⁈» — мелькнула дикая мысль и я, судорожно дернувшись, сел, схватился за петлю, изо всех сил рванул ее и отбросил в сторону.

Дикая боль обожгла горло. Я зашелся в кашле и судорожно дергаясь, с грохотом рухнул на пол. Сердце бешено заколотилось, а в глазах появились черные круги.

Когда зрение прояснилось, я, продолжая лежать, медленно огляделся.

Небольшая и сразу видно убогая комната. Я лежал на простом деревянном полу, достаточно грубо сколоченном и совершенно безобразно обработанном. Когда-то он был покрашен, вероятно, в какой-то ядовито-коричневый цвет. Краска местами уже облупилась, и пол производил мерзкое впечатление кожи какого-то прокаженного.

Я никогда не встречал прокаженных, но на ум почему-то пришло именно такое сравнение.

Дощатые стены комнаты покрашены такой же краской и когда-то были оклеены обоями, которые местами отклеились и оборвались. Низкий, тоже деревянный, балочный потолок. На одной из стен — крошечное окошко забранное железными прутьями и застеклённое мутным, грязным стеклом, сквозь которое едва пробивался дневной свет.Но его хватало, чтобы понять: на дворе стоял хмурый день.

А прямо над моей головой к потолочной балке был привязан длинный обрывок чертовой пеньковой верёвки. Как говорится картина маслом: кретин пытался повеситься, но веревка оборвалась, и он остался жив.

Пошатываясь, я поднялся на ноги и еще раз огляделся. В углу — раковина и большой навесной умывальник. Типа такого, как у меня на даче на улице.

Но в комнате чего-то явно не хватает: дурацкая деревянная кровать, с идиотской не заправленной грязной постелью, грубый деревянный стол, на нем лежат какие-то бумаги, подобие забытого школьного пера, что-то похожее на замысловатую чернильницу и два грубых стула типа табурета.

И никаких признаков цивилизации, то есть электропроводов: лампочек, проводов и розеток

Я оглядел себя. На мне были не мои джинсы, футболка и кроссовки, специально купленные перед поездкой в Париж, а видавший виды сюртук с жилеткой, мятая и грязная сорочка с высоким разорванным воротником. Когда-то она была, вероятно, белой.

Поношенные брюки с вытянутыми коленками, заправленные в сапоги. Единственный предмет гардероба хотя и нечищенный, но более менее новый.

Первая мысль была, я что сдуру или по пьяне подрядился сниматься в каком-нибудь дешевом французском историческом фильме? Но где съемочная группа, кинокамеры и эти, как их называют, софиты?

Нет, съемками здесь не пахнет. Тут пахнет сыростью, плесенью и блевотиной.

Шатаясь, подошел к умывальнику и посмотрел на себя в зеркало на стене над ним.

От увиденного в зеркале у меня чуть ли не буквально застыла кровь в жилах. На меня, боже праведный, смотрела помятая рожа с растрепанными, средней длины грязными сальными волосами, воспаленными глазами с красными прожилками, тонкими усишками над верхней губой и редкой козлиной бородой.

Под правым глазом отцветал старый фингал и из-под разорванного воротника сверкал свежий багровый след от веревки.

«Странгуляционная борозда», — пришло на ум знакомое. А затем меня захлестнули панические мысли.

«Нет, это не я, этого не может быть! Мне шестьдесят с хвостиком! Я упитанный мужчина в самом расцвете сил, а не это вот это вот! Где ранние залысины? Где загар от постоянной многолетней работы на улице? Это не я… Это вообще не я…» — шептал я, с ужасом касаясь своего нового лица.

В этот момент я услышал какой-то грохот и понял, что до этого