Читать книгу - "Дивная редкая пташка - Аврам Джеймс Дэвидсон"

Аврам Дэвидсон

Дивная редкая пташка

— Но отчего именно канал?

— Дешевле, больше и улучшит снабжение.

— О.

Князь Рольдран Влохский (если сократить его титулы и не вспоминать, что он ещё и фон Стюарт-и-Фиц-Гвельф) «просто заскочил» поговорить с доктором Энгельбертом Эстерхази насчёт Планируемого Канала, который соединит Истр и Дунай… на самом деле, планов на канал было несколько и каждый из них содержал несколько подпланов: должен ли он целиком проходить через Влоховы Топи («Ил», как их ласково называли… «Ролдри Ил» — иногда именовал себя князь)? Не лучше ли провести его правее или левее? Должен ли он не только проходить «через» них, но и отводить их водный переизбыток в оросительные системы? И всё это с одной стороны Так, но, с другой стороны — Этак…

— Что это за новая картина на стене, Энгли? — внезапно интересуется гость. Хозяин начинает объяснять. — А, — произносит гость, — одна из тех забавных французских безделиц, а? Всегда эти забавные безделицы… Британцам — спорт, французам — забавы… — Однако глаза гостя не отрываются от картины на стене. — Вот окаянная забавная картинка… все эти забавные маленькие пятнышки…

— Что ж, Ролдри, ты прав. Зоркие у тебя глаза.

Тут же: — Не засорял их лишним чтением, вот что. Уйма народу желает узнать про книги: «Там есть скабрёзности?». Некоторые хотят знать: «Там много правды?» Что хочу знать я, это лишь: «Там крупный шрифт?». Не стану рисковать испортить глаза и ходить с моноклем. Ты же знаешь, прежде всего я — охотник. — Он не упоминает тот факт, что хозяин иногда и сам носил монокль.

Эстерхази возвращается к вопросу о каналах: — Вот набросок планируемого водосборного бассейна… — Да, Лемкоч?

— Господин Грампкин! — объявляет дневной швейцар.

За этим следует довольно низенький и дородный мужчина, с румяным, сияющим и жизнерадостным лицом. Также следует и краткое разъяснение хозяину Лемкоча о надлежащем способе именовать профессора Иоганна Блампкинна, Императорского Геолога; также следует выражение лица швейцара, показывающее, что он, в любом случае, верный и покорный слуга Эстерхази, Доктора (Медицины, Юриспруденции, Музыки, Философии, Науки и Литературы) и во всех этих словах такой невежественный тип, как он (дневной швейцар), не разбирается никак; после чего отвешивает свой обычный короткий резкий поклон и удаляется. После него остаётся слабый запах грубого рома, грубого табака, грубого мужчины и грубого мыла… хотя и недостаточно грубого, чтобы оттереть всё прочее. Вдобавок, комната источает ароматы жёлтого воска, которым драили — натирали, можно сказать — мебель красного дерева; князя Влохского, который некоторые сравнивали (хотя, возможно и не в лицо) с затхлым волчьим мехом; самого Эстерхази (грушевое мыло и чуточку лавровишнёвой воды) и профессора Блампкинна (мужской одеколон Дженкинсона: более, чем чуточку). Плюс несколько габанских сигар, поставляемых испытанной фирмой Фрайбурга и Трайера[1], из Хеймаркета в Лондоне в такую даль, как Белла, столица Тройной Монархии Скифии-Паннонии-Трансбалкании (четвёртой по величине империи в Европе), но, в принципе, габанских. — Господа, позвольте вас представить — говорит Эстерхази, на всякий случай прибавив: — князь Влохский, профессор Блампкинн.

И добавляя ещё: — Сожалею, что мой слуга не разобрался в вашем имени, Ганн.

Блампкинн отмахивается: — Обозвав меня устаревшим наименованием мельчайшей монеты его родной провинции, он лишь напомнил мне о моей собственной истинной ценности…Ах. Планы канала. Надеюсь, что, когда начнутся раскопки, вы, несомненно, известите меня, если обнаружатся какие-нибудь интересные окаменелости. — Он не был уверен, что князь Влохский сможет распознать интересную окаменелость, даже если она треснет его под колено или укусит за зад, но Эстерхази с серьёзным видом кивает. Он понимал, как делаются подобные вещи. Приложить немного таланта к сообщению об открытии «любой из тех забавных эльфовских каменных штучек, какими раньше пользовались старые ведьмы» — раньше они пользовались ими при всём, от больного живота до чертовски хорошего поучения мужьям за блудливый вид: но теперь всё это вышло из моды — что, разумеется, должно будет привести к сообщениям о довольно интересных окаменелостях, неинтересных окаменелостях и неокаменелостях вовсе, представленных камнями по всей протяжённости Планируемого Канала… если этот канал когда-нибудь действительно построят…

— И, к слову об этом — вставляет Блампкинн и вытаскивает два больших листа в переплёте, достаточно большом, чтобы вместить том фолианта-слона[2], — Я принёс вам, доктор Берт, как и обещал, пробные оттиски новых фотоцинковых[3] перепечаток Археоптерикса, показывающих гораздо больше деталей, чем получалось прежде… взгляните…

Доктор Берт тут же вставил свой монокль и просмотрел листы, проговаривая вслух, что видит. Князь Влохский взглянул, взглянул ещё, перевёл взгляд на более интересную забавную французскую картинку… мужчина, женщина, вода, трава, дети, женщина, женщина[4]… всё составлено из множества крошечных крапинок, пятнышек… точек, если желаете… что легко заметить, если вы рядом или обладаете охотничьим зрением.

— Да, вот расположенные отдельно пальцы и когти, разделённые и несросшиеся метакарпалии[5], нептицеподобный хвостовидный придаток, все рёбра некрючковатые и тонкие, непохожие ни на птичьи, ни на рептильи, тонкий коракоид[6], позвонки пустотелые до самого крестца и очень длинный хвост…

Голос Эстерхази затихает до бормотания, профессор Блампкинн, возможно, подумав, что невежливо обходить вниманием другого гостя, говорит: — Это, видите ли, князь Влохский, знаменитый Археоптерикс, возрастом в сотни миллионов лет, которого падкая до сенсаций пресса предпочитает неверно описывать, как так называемое «уже-не-недостающее-звено» между рептилиями и птицами… обратите внимание на эти перья и острые зубы… ещё один, к сожалению, без головы… и этот…

Тут князь Влохский, как видно, не ярый поклонник палеонтологии, произносит: — Да. Видел такое.

— Ах… это было в Лондоне? или Берлине?

— Ни в одном из этих мест.

Блампкинн изумляется. Берёт себя в руки. Смотрит, сначала удивлённо, потом саркастично, потом вежливо. Эстерхази медленно поднимает глаза: — Что ты имел в виду, Ролдри, под «видел такое»? Что?….

Князь Влохский повторяет, со слабым акцентом, что видел такое. И он пучит глаза и пристально таращится, будто подчёркивая все значения глагола видеть.

— Что вы… Ах… «Видел такое», когда видел такое, где видел такое?

— На наших землях. Забыл когда. Что вы хотите сказать этим: «Уверен ли я»? Мне не нужен монокль, чтобы различать вещи. Почему это мне не быть уверенным? С чего бы?

Блампкинн и Эстерхази на миг одновременно заговорили. С чего бы? Да во всём мире было лишь два известных экземпляра Археоптерикса! Один в Лондоне, другой в Берлине — подумайте, что значил бы третий! Не только для науки, но