Читать книгу - "Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика - Ольга Власова"

Этот опыт еще пред-эгоистичен: в нем еще нет разделения на личный и общий мир, разделения на «я» и других, поэтому все, что происходит, воспринимается как происходящее с самим человеком, и даже не с самим человеком, а как происходящее в едином и неделимом еще пространстве до-рефлексивного опыта. В этом пространстве с утраченной перцептивной различенностью утрачивается даже первичная матрица опыта, т. е. полностью исчезает «я» человека, утрачивается различие между многим и одним. В итоге, по Эстерсону, все воспринимается одновременно как принадлежащее к «я» и как к нему не принадлежащее, множественный окружающий мир и мир внутриличностный становятся едины и сливаются.

Успешный опыт обновления, разумеется, предполагает и обратное движение к восстановлению. Для Эстерсона это регрессивно-прогрессивное движение. В процессе перехода от регресса к прогрессу дезинтегрированное сознание устремляется к собственной обновленной интеграции. Это сопровождается открытием и осознанием собственных подлинных возможностей с их последующей реализацией.

Процесс прогресса не настолько безобиден и безопасен: он может привести к падению в переживаемый мистический, космогонический, мифологический и прочий опыт: в этом случае не человек интегрирует опыт, а опыт поглощает его. Свидетельством такой поглощенности, по мнению Эстерсона, отчасти является и шизофрения[298], на макроуровне это также и нацизм как мистическая одержимость. Обновление поэтому не всегда идет благополучно, иногда приводя только к укреплению эгоцентризма и блокированию позитивных изменений личности, а иногда даже к личностной катастрофе. Как всякое рождение, оно несет риск неблагоприятного исхода.

В случае же продуктивно протекающего прогрессивного процесса происходит изменение центра сознания и трансформация модуса опыта на более успешный для человека в его общении с другими и с самим собой. Эстерсон подчеркивает: «Под подлинным центрированием, изменением центра сознания от опыта к взаимодействию доктора имеют в виду не антиэгоцентричный опыт отсутствия “я”. Это означает, что человек переживает преобразованный опыт эго, опыт своего “я”, где эго представляется как инструмент, посредством которого он актуализирует в открытости другим свои подлинные личностные возможности в свете пережитого им опыта личностной деструкции и восстанавливает отношения с истоками этого опыта»[299].

Процесс личностного изменения, изменения идентичности путем реверсии при шизофрении сопровождается и социальными трансформациями и перестройками. И этот социальный смысл понятий диагноза и нормальности, на взгляд Эстерсона, более значим. При шизофрении происходит децентрация от человека к группе и, как следствие, детотализация социальной ситуации и повторная тотализация в новую целостность. Нормальность в этом случае основана на соответствии общепринятым социальным нормам. «Человек признается психически здоровым, если соответствует институциональным нормам»[300], – подчеркивает он. Поэтому психиатры обычно оценивают психическое здоровье людей на основании общепринятых норм поведения и опыта. В случае несоответствия им человек признается больным и ему начинает навязываться помощь в развитии стратегий адаптации к обществу.

Эстерсон настаивает на том, что подобное понимание шизофрении как свойственного исключительно одному человеку эндогенного процесса является следствием ошибочного аналитически-позитивистского мировоззрения. В противоположность такой позиции он сосредоточивает свой исследовательский интерес на шизофрении как социальной ситуации, как стратегии, посредством которой семья формулирует то, что не может быть сформулировано в рамках семейной системы, ее норм и принципов организации.

В семейных группах шизофреников, отмечает Эстерсон, имеет место нарушение восприятия группой самой себя, а следовательно, нарушение восприятия себя отдельными членами, а также измененное восприятие группой отдельных ее членов, в частности, тех, кого называют шизофрениками. Мистифицированные отношения приводят к тому, что группа за сфантазированными ими же самими отношениями перестает видеть отношения реальные: к примеру, супруги могут описывать свои отношения как замечательные, при этом давно перестав быть по-настоящему близкими людьми. Эстерсон пишет: «Если в своей самооценке они не рефлексировали или рефлексировали лишь частично то, что они вместе делали как группа, тогда в своем коллективном опыте они переживали разделяемую ими всеми практику просто как отношения между объектами фантазии, не понимая их. Поэтому группа с разрушенным взаимовосприятием не может развиваться. Она не может конституировать и поддерживать себя как целостность по отношению к окружающему ее обществу. Она не может быть семьей»[301].

Говоря о социальном смысле шизофрении и пытаясь выстроить его по отношению к исследуемому им конкретному клиническому случаю, Эстерсон обращается к ветхозаветной метафоре козла отпущения, пытаясь посредством ее указать всю двойственность, которую несет этот диагноз. Он напоминает, что это явление имеет символический смысл изгнания жертвы, на которой вымещается вся вина и ненависть племени, и описывает функцию этой процедуры как инстинктивную репрессию социальной группы. То же самое, на его взгляд, повторяется и в семьях шизофреников. Стигматизация одного из членов семьи как психически больного является результатом возвращения подавляемого инстинкта в неинстинктивной форме. Социальная группа вымещает на этого единственного «козла отпущения» свои собственные проблемы, проблемы с поддержанием собственной целостности.

Эстерсон напоминает, что у этой церемонии есть и еще один неявный контекст. Эта церемония носила название «азазель, но так зовут и падшего ангела, который совершил тот же грех, что и первые люди: соблазнился знанием и мудростью. Поэтому психически больной в социальном смысле – не только носитель вытесняемого конфликта группы, но и носитель мудрости прогрессивной тотализации, инициатор конфликтов, подталкивающих к рефлексии опыта группы и его структуры»[302].

Диалектическое исследование психического заболевания поэтому должно связать больного со средой, с той социальной группой, в которую он включен. Эстерсон настаивает, что социально-ориентированное исследование шизофрении должно быть последовательно направлено на: 1) каждого члена семьи; 2) отношения между членами семьи; 3) семью как систему[303]. Исследователь-терапевт, таким образом, движется по следующему пути: 1) исследование случая; 2) прояснение паттернов группового поведения; 3) разъяснение паттернов опыта; 4) связывание опыта с поведением, межличностным опытом и межличностным взаимодействием. На протяжении всего движения исследования необходима идентификация и снятие противоречий социальной системы, и только так можно прояснить базовые паттерны социальной практики группы.