Читать книгу - "Империя депрессии. Глобальная история разрушительной болезни - Джонатан Садовски"

В медицине некоторых незападных культур психоделические вещества применяются с этой целью с давних пор – равно как и различные растения в качестве антипсихотиков[545]. Мало кто знает, что ЛСД изначально был синтезирован в лабораторных условиях, после использован для лечения психических заболеваний, и только потом стал контркультурным эйфоретиком 1960-х годов. ЛСД стимулирует серотониновый рецептор мозга[546]. Идея использования ЛСД в психиатрии заключалась в том, что вещество будет стимулировать самосознание и память, что облегчит психотерапию. К 1965 году тысячи исследований продемонстрировали терапевтический потенциал ЛСД[547]. Схожая ситуация с кетамином: он также используется в качестве легкого наркотического средства и является психоделическим веществом, находящимся под пристальным вниманием из-за его потенциала в сфере лечения депрессии[548]. Кажется, кетамин действует быстро: в отличие от нескольких недель, требуемых для того, чтобы начали работать антидепрессанты, он действует в течение нескольких дней или даже часов; кетамин также может быть эффективен в случаях, когда остальные способы лечения не действуют. Производное от кетамина, эскетамин, был одобрен FDA в 2019 году; он выпускается в виде назального спрея компанией Janssen Pharmaceuticals под торговой маркой Spavato.

Насколько хорош Spavato, покажет время. История соматических методов лечения психических заболеваний требует осторожности. Если мы поспешно объявим его чудодейственным средством – значит, история ничему нас не научила. Если препарат новый, его эффективность часто преувеличивается, а побочные эффекты видны не сразу. Только одно из трех клинических испытаний Spavato продемонстрировала преимущество перед плацебо, и разница была небольшой[549]. Как и предыдущие антидепрессанты, депрессию препарат не излечивает; рецидив после прекращения лечения является обычным делом[550]. Кое-кто из критиков поговаривает, что одобрение этого препарата FDA было чересчур поспешным[551].

То есть ничего нового. Несмотря на прогресс в психологической и биологической сфере – в классической античности, в Средневековье, в Новое время, в пору расцвета психоанализа и в эпоху антидепрессантов – депрессия по-прежнему является многогранной проблемой. Врожденные характеристики, образ жизни и ее перипетии, – все это играет роль в генезисе болезни и может иметь отношение к ее лечению. Эпоха редукционизма как физического, так и психологического, кажется, подходит к концу. Будем надеяться.

Подводя итог разговору об эпохе антидепрессантов, можно сказать, что был разработан новый способ лечения депрессии в форме лекарственных средств. Лечение имело некоторые вариации, основанные, однако, на одной и той же исходной предпосылке. Лечение широко признано эффективным как врачами, так и пациентами. Была предложена теория о причинах депрессии, однако подкрепляющий эмпирический опыт крайне скромен. Из-за восторга, окружавшего новый метод лечения, было сделано несколько крайне опрометчивых заявлений как о природе болезни, так и о самом лечении. Некоторые специалисты стали применять только терапию антидепрессантами, исключив все прочие методы. После того, как некоторые чрезмерно раздутые заявления оказались несостоятельными, последовал откат. В то время как многие разочаровались в лечении, которое ранее считали эффективным, критики стали рассматривать его в лучшем случае как бесполезное, а в худшем – как приносящее вред[552]. Если лечение и вправду было бесполезным, огромные деньги, потраченные на него, оказались выброшены на ветер.

Знакомый сюжет, правда? Такую же историю мы наблюдали в третьей главе, рассказывавшей о том, как разрабатывался новый метод лечения депрессии – психоаналитическая психотерапия. Тоже с вариациями, основанными на одной и той же исходной предпосылке. И врачи, и пациенты сочли, что лечение работает. Психоанализ также разрабатывал теории о том, что вызывает депрессию, – и эмпирических подтверждений этим теориям нашлось немного. И снова, как и в эпоху антидепрессантов, многие врачи предпочли этот метод всем прочим. И снова произошел откат – ровно тогда, когда самые громкие обещания оказались невыполнимы. Кое-кто ощутил лишь разочарование, но критики поспешили объявить психоанализ в лучшем случае бесполезным, а в худшем – абсолютным злом. Если психоанализ и вправду был бесполезен, то люди просто впустую потратили на него время и деньги.

Одна из теорий, объясняющих принцип работы психотерапии, заключается в том, что пациенты заключены в рамки одной и той же истории, которую рассказывают о себе: например, о том, как они одиноки или как пострадали. Терапия помогает пациентам увидеть, что зацикливаться на этой истории вовсе необязательно, – они могут вспомнить и другие истории своей жизни. История медицины может иметь схожую роль. Как только появляются новые методы лечения, мы можем с большей долей реализма оценивать их эмпирическую базу. Не нужно чрезмерно превозносить их и отказываться от всех других методов. Следует также с осторожностью относиться к утверждениям, что новое лечение безвредно. Не стоит всякий раз проживать одну и ту же историю.

От мозга к человеку

Много лет Вирджиния Вулф боролась с аффективным расстройством, но, в конце концов, утопилась в 1941 году. Через два года после написания эссе, посвященного дате изменения человеческой природы, Вулф написала новое – «О болезни», – где говорила о том, что болезнь – редкая тема для рассказов: есть в ней что-то непристойное – то, что не всякий решится вынести на публику. Может, в 1920-х годах так и было. Но не в эпоху «Прозака». Последние лет тридцать мы наблюдаем множество опубликованных мемуаров о депрессии.

Но люди пишут не только о депрессии. В многочисленных мемуарах последних лет какие только болезни не упоминаются. Интерес к этим рассказам есть не что иное, как реакция на несколько направлений современной медицинской истории: продвинутые медицинские технологии, увеличивающие дистанцию между пациентом и лечащим врачом; культура исследований, рассматривающая заболевание скорее в цифрах, нежели в отдельных людях; ориентированная на прибыль медицинская система, не поощряющая долгий прием в кабинете врача. Технологии и статистический подход имеют множество преимуществ. Но они не слышат запутанных историй от больных людей об их жизнях и проблемах. Как не хочет их слушать и врач, находящийся под давлением необходимости принять как можно больше пациентов за день. А уж как не желают их знать страховые компании! Вам повезет, если на горячей линии согласятся помочь исправить ошибку в выставленном счете.

Сомневаюсь, однако же, что о какой-нибудь другой болезни напишут столько же, сколько о депрессии. Отчасти это связано с характером болезни. О смертельных недугах, по понятным причинам, пишут мало. Депрессия тоже может стать фатальной, но обычно этого не происходит. Некоторые недуги, такие как болезнь Альцгеймера или шизофрения, весьма затрудняют сам процесс написания мемуаров (хотя пишут даже и о них). Заболевания, которые протекают в легкой форме и быстро проходят, не считаются стоящими упоминания в собственной автобиографии. Они также обычно не являются частью личности, как это часто бывает в случае депрессии. А эпоха антидепрессантов