Читать книгу - "Рожденный бежать - Кристофер Макдугл"

На этот раз каменная стена возникла в виде непреодолимого препятствия на отметке 120 километров. Было шесть вечера. Солнце уже прочертило полную дугу на небе с тех пор, как Дженн начала бег в пять утра, а у нее впереди все еще оставалась марафонская дистанция. На этот раз Дженн не боксировала с тенью, а, шатаясь, вошла в пункт первой помощи. Она стояла перед столом с едой, отупевшая от изнурения, слишком уставшая, чтобы есть, и со слишком спутанными мыслями, чтобы решить, что делать. Она знала твердо, что если сядет, то больше уже не встанет.

— А ну пошли! — крикнул кто-то.

Билли второпях стянул с себя куртку и остался в облегающих шортах серфингиста и футболке рок-музыканта с оторванными рукавами. Некоторые марафонцы начинают прямо-таки вибрировать, когда друг задает им темп на последних отрезках, Билли же включился в работу на полной марафонской дистанции. Дженн переполнил бурный восторг. Ох уж этот Балбес! Ну что за парень!

— Хочешь еще пиццы? — спросил Билли.

— Ох, только не это.

— Хорошо. Готова?

— Еще как!

И оба вышли к тропе. Дженн бежала молча. Она по-прежнему чувствовала себя ужасно и размышляла, а не стоит ли ей вернуться в медицинский пункт и бросить все к чертовой матери. Но Билли убедил ее продолжить начатое просто тем, что был рядом. Дженн с трудом преодолела один кусок дороги, затем другой, а потом начало происходить нечто странное. Отчаяние в ее душе сменилось бурной радостью, осознанием, как шее это чертовски здорово — топать по лесу в дикой глуши под небом, окрашенным яркими красками пылающего заката, чувствуя себя свободным, легким и быстрым и наслаждаясь наготой, когда лесной ветерок несет живительную прохладу их разгоряченным телам…

К 22:30 Дженн и Билли обогнали в лесу всех бегунов, кроме одного. Но Дженн не просто дотянула до финиша, она пришла второй и стала самой быстрой среди женщин, когда-либо бежавших кросс, улучшив старый рекорд на три часа (до сих пор ее рекорд 17:34 остается непревзойденным). Когда через несколько месяцев проводились национальные классификационные соревнования по бегу, Дженн неожиданно для себя вошла в тройку лучших в США, став в итоге самой быстрой среди женщин, когда-либо принимавших участие в беге по пересеченной местности.

В ту осень в спортивном журнале появилось фото: Дженн пересекает финишную черту в лесных пограничных районах штата Виргиния. В этом снимке не было ничего исключительного, что поражало бы воображение: ни выдающегося достижения (всего третье место), ни эксцентричного прикида (простые черные шорты и простой спортивный лиф), ни даже операторских штучек (затенение, выделение части кадра). Дженн не сражается с соперником до самого конца, не перепрыгивает с размаху через вершину горы с застывшим выражением величия на лице, как у модели для ваяния богини победы Ники, и не рвется к славе с душераздирающей гримасой решимости. Вся ее деятельность заключается в том, что она… бежит. Бежит и улыбается.

Но эта улыбка удивительно волнующая. Можно сказать, она испытывает полный кайф, словно на земле нет ничего такого, что она делала бы охотнее, и нигде она не делала бы это охотнее, чем здесь, на этой тропе, затерянной в пустынных просторах Аппалачей. Выглядит она быстроногой и беззаботной, глаза сияют, «конский хвост» мотается вокруг головы, как рубашка, зажатая в кулаке ликующего бразильского футболиста. Ее явное удовольствие нельзя не заметить; оно заставляет ее улыбаться так искренне и открыто, что вы чувствуете: она полностью отдалась власти творческого вдохновения.

Быть может, так оно и есть. Всякий раз, когда художественная форма лишается своего огня, когда интеллектуальный инбридинг[38]ослабляет ее и основные принципы постепенно переходят в замшелую традицию, в конце концов появляется неформальная радикальная группа» чтобы разрушить ее и заново отстроить из руин. Бегуны на сверхдлинные дистанции из «молодых стрелков» были похожи на писателей «потерянного поколения» 1920-х, поэтов-битников 1950-х и рок-музыкантов 1960-х: они были бедны, их игнорировали, а они были лишены всяческих надежд и свободны от запретов. Это были мастера по части тела, забавлявшиеся с палитрой человеческой выносливости.

— Так почему же не марафоны? — спросил я Дженн, позвонив ей, чтобы расспросить о «молодых стрелках». — Вы полагаете, что могли бы подготовиться к отборочным соревнованиям для Олимпийских игр?

— На все сто, приятель, — ответила она. — Квалификационный норматив — 2:48. Это кто угодно сможет.

Дженн могла пробежать почти трехчасовой марафон в бикини и выпив залпом пива на 37-м километре, что она и сделала всего через пять дней после того, как пробежала кросс в горах Голубого хребта (80 километров).

— Но что тогда? — продолжала Дженн. — Ненавижу я всю эту шумиху вокруг марафона. Где тут тайна? Я знаю девчонку, которая готовится к отборочным соревнованиям и не пропускает ни единой тренировки, а они запланированы на ближайшие три года! А через день она отрабатывает скорость на некоем подобии беговой дорожки. Знаешь, мужик, я не смогла бы этого выдержать. Однажды я должна была бежать с ней в шесть утра, но позвонила ей в два часа ночи, чтобы сообщить, что напилась и, вероятно, не побегу.

У Дженн не было ни тренера, ни тренировочной программы, у нее не было даже наручных часов. Просто она каждое утро выкатывалась из постели, наскоро проглатывала овощной гамбургер и бежала так далеко и так быстро, насколько была в силах. Потом она вскакивала на скейтборд, который купила вместо разрешения на парковку, и уносилась учиться в Старый Доминион, где недавно вернулась к занятиям, и оценки получала только отличные.

— Я, по правде говоря, никогда и ни с кем ни о чем таком не говорила, потому что звучит все это очень уж претенциозно, но бегать супермарафоны я начала, чтобы стать лучше, — объясняла мне Дженн. — Я думала, что если ты сумеешь пробежать столько, то перейдешь в это самое состояние дзен, станешь… ну этим, как его, черт… ну Буддой, несущим в мир покой и улыбку. Но, знаете, в моем случае это не сработало, я и сейчас все та же шалава, как и прежде, хотя всегда хочется верить, что такого рода штуки превратят тебя в кого-то лучшего, более мирного — в общем, такого, каким ты хочешь быть.

Когда я выхожу на длинную дистанцию, — немного помолчав, продолжила она, — для меня важно только одно — дойти до финиша. Все стихает, и единственное, что остается, — это плавное течение. Есть только я, действие и движение. Знаете, ведь это именно то, что я люблю: превратиться в дикаря и бежать сквозь лесную чащу.

Слушать Дженн было все равно что общаться с духом Кабальо Бланко.

— Просто невероятно, до чего вы говорите похоже с одним человеком, с которым я встретился в Мексике, — сказал я. — Недели через две-три я поеду туда посмотреть, как он организует соревнование с тараумара.

— Ничего себе!

— Возможно, там будет и Скотт Юрек.

— Собственной персоной? Класс! — воскликнул Будда. — На самом деле? А нам с приятелем можно с вами? Ох нет! Черт! У нас на той неделе экзамены. Мне надо придумать что-нибудь такое… чтобы обмануть его! Обождете до завтра? Лады?