Читать книгу - "Мертвые могут нас спасти. Как вскрытие одного человека может спасти тысячи жизней - Клаус Пюшель"

людей и отвечать на их вопросы. Они не ждут от меня ни слез, ни сочувственных слов. Они хотят понимания. Хоть я и ученый до мозга костей и к каждому делу подхожу сугубо профессионально, меня тоже трогают людские судьбы.

Информация, порой транслируемая в телевизионных фильмах, что судмедэксперты в большинстве своем черствые типы со странностями, не соответствует действительности. По крайней мере, я не знаю никого, кто был бы лишен эмпатии вне зависимости от того, как долго он или она работает в этой сфере и сколько жертв убийств он или она обследовали.

Напротив, чем меньше ощущение новизны, тем больше остается места для почтения. Глубокое уважение к человеческому существованию, его хрупкости. А желание, чтобы справедливость восторжествовала, только усиливается со временем.

У родственников, которым приходится справляться с болезненной утратой близкого человека, возникают всевозможные тревоги и сомнения. Долго ли моему отцу пришлось страдать? Было ли сделано все возможное, чтобы спасти мою тяжелобольную сестру? Когда мою мать швырнуло на дерево в дорожно-транспортном происшествии, она умерла мгновенно или несколько минут мучилась? Судебно-медицинское заключение вносит ясность и определенно может помочь. Потому что чем больше человек знает, тем менее мучительно он проживает процесс скорби. Когда нам удается идентифицировать многочисленных жертв катастроф, таких как железнодорожная авария в Эшеде в 1998 году или цунами в Восточной Азии в 2004 году, знание оказывает облегчающее действие на тех, кто выжил. Хотя известие о смерти стирает всякую надежду, что близкий человек каким-то чудом выжил – вне всяких сомнений, это ужасно, – наша работа дает людям возможность со временем принять боль и проститься. Для многих важным утешением становится могила, на которой можно оплакивать и вспоминать умерших.

Однако порой в защите и поддержке нуждаются не скорбящие, а сами умершие. Они уже не могут активно задавать вопросы, так что нам следует проявить к ним уважение, которого они заслуживают после смерти, и стараться, где это возможно, восстановить справедливость. В конце концов, судебная медицина способна распознать насильственную смерть, по ошибке классифицированную как естественная. Как в случае с 27-летним мужчиной. Поскольку было известно, что умерший страдал алкоголизмом, врач предположил остановку сердца в результате хронического злоупотребления алкоголем. По желанию матери тело должны были кремировать. Однако во время осмотра трупа в крематории на шее у него обнаружили подозрительную странгуляционную борозду[30], после чего было назначено вскрытие. Результат был однозначным: точечные кровоизлияния в конъюнктиве указывали на смерть от удушения.

Подозрение пало на мать мужчины, которая сразу призналась. Она была так расстроена пьянством сына и последовавшим за ним насилием, что задушила его полоской ткани, когда тот пьяный спал в кресле. Мать приговорили к трем с половиной годам лишения свободы за убийство с отсутствием отягчающих обстоятельств.

В своей работе мы копаем глубоко – настолько, что добираемся до корней зла. И с этим злом мы сталкиваемся повсеместно. Но прежде всего там, где беспомощные и беззащитные люди оказываются в его власти, хотя общество должно быть особенно бдительным, чтобы с ними ничего случилось.

Никлас, 9-недельный младенец, предположительно умер от внезапной детской смерти. Так это называется, когда ребенка нескольких месяцев от роду находят в кроватке неподвижным и бездыханным. Печальная участь, необъяснимая и неизбежная? Крошечный трупик положили в земляную могилу. Однако пробыл он там всего неделю, прежде чем тело вытащили на свет, а вместе с ним и дело о жесточайших издевательствах. Внимательный педиатр, читая некролог, вспомнил, как три года назад лечил ребенка из той же семьи. У девочки, которой на тот момент было всего 10 недель, обнаружились обширные травмы. Теперь педиатр обратился в полицию с подозрением, что Никлас мог стать жертвой насилия. Ко мне обратились полицейские. Я рекомендовал немедленную эксгумацию с последующим вскрытием.

В холодном ярком свете прозекторской раскрылась шокирующая история маленького человека, который за несколько недель своей жизни, должно быть, неоднократно подвергался жестокому обращению. Мы выявили в общей сложности 14 сломанных ребер с обеих сторон; переломы были разной давности. Кроме того, мы обнаружили обширное свежее кровотечение под твердой оболочкой головного мозга, а также в обоих зрительных нервах и сетчатке глаз. На фоне этой характерной картины повреждений у меня не осталось ни малейших сомнений: ребенок умер от синдрома детского сотрясения. За таким почти безобидным термином скрываются серьезные насильственные физические действия, которым подвергся младенец. Синдром детского сотрясения имеет место, когда ребенка подхватывают за подмышки или за туловище и сильно трясут. Поскольку шейная мускулатура младенца еще слабо развита, головка мотается вперед-назад, что вызывает непоправимое повреждение головного мозга. Около 20 % младенцев умирают в процессе, а дети, чудом пережившие такое насилие, часто страдают серьезными физическими или умственными отклонениями.

Случай с маленьким Никласом в очередной раз доказывает, насколько важно проводить вскрытие умерших детей. Внешне ребенок выглядел невредимым. Кожа скрывала травмы, словно плащ, а кости черепа не были сломаны. Смертельные повреждения становятся очевидными лишь тогда, когда их находят судмедэксперты. После результатов вскрытия полиция сразу поехала к отцу мальчика, который тут же признался, что в утро смерти вышел из себя, потому что Никлас беспрестанно плакал. Встряхиванием он хотел «успокоить» его. Также он рассказал, что тремя годами ранее несколько раз встряхивал младшую сестру Никласа. В итоге отца приговорили к шести годам лишения свободы за непредумышленное убийство.

Если бы я хотел раскрыть суть своей профессии в одном предложении, оно было бы таким: мы, судебно-медицинские эксперты, выявляем правду.

Пока смерть не расчленит нас

Убийство с помощью перфоратора

Мой автомобиль трясется по булыжной мостовой. Узкая улочка пролегает через опрятный квартал небольшого городка, аккуратно застроенного историческими зданиями. Так в представлении многих выглядит идиллия. Но в новогоднее утро 2019 года эту тихую пастораль омрачил ужас.

Я паркую машину, прохожу по крытой аллее, ведущей к дому, поднимаюсь по лестнице и попадаю в небольшую квартиру. Меня вызвали, потому что здесь явно произошло преступление: предполагают, что мужчина умер насильственной смертью. Дело, судя по всему, непростое, раз главный судмедэксперт должен заняться им лично. Что же такого необычного могло произойти за этими живописными кирпичными фасадами? Чуть позже, когда я осматриваю человека, лежащего на полу перед балконной дверью, до меня доходит, что, возможно, это беспрецедентный случай. Я замечаю невероятное количество крови, а рядом с жертвой лежит орудие убийства – инструмент, предназначенный для пробивания металла или даже камня. Но здесь его применяли не для просверливания неживой материи. В данном случае он разрушил человеческую жизнь.

Человек, которого убили перфоратором, – это экстраординарное