Читать книгу - "Легенда об Уленшпигеле - Шарль де Костер"

– Выпьем по сему случаю, – предложил судовщик.

И они поднялись на палубу.

Тут Ламме взгрустнулось.

– Господин судовщик, – неожиданно заговорил он, – в вашей кузне горит такой жаркий огонек, что на нем за милую душу можно соорудить отменную похлебку со свежим мясом. Моя глотка жаждет горячего.

– Сейчас я утолю твою жажду, – отвечал судовщик.

И он мигом сварил ему жирную похлебку, в которую положил добрый кусок солонины.

Проглотив несколько ложек, Ламме сказал судовщику:

– Глотка у меня шелушится, язык горит – это не похлебка со свежим мясом.

– Вино пьют свежее, а едят на войне соленое – это уж такой закон, – заметил Уленшпигель.

Судовщик снова наполнил стаканы и провозгласил:

– Я пью за жаворонка – птицу свободы!

Уленшпигель сказал:

– Я пью за петуха, скликающего на войну!

Ламме сказал:

– Я пью за мою жену – пусть она, моя любимая, никогда не испытывает жажды!

– Ты пойдешь в Эмден Северным морем, – сказал судовщику Уленшпигель. – Эмден – это наше убежище.

– Уж очень море-то большое, – сказал судовщик.

– Зато есть там простор для боя, – сказал Уленшпигель.

– С нами Бог! – сказал судовщик.

– А кто же нам тогда страшен? – подхватил Уленшпигель.

– Вы когда едете? – спросил судовщик.

– Сейчас, – отвечал Уленшпигель.

– Счастливого пути и попутного ветра! Вот вам порох, вот пули.

И, расцеловавшись с ними, он, как ягнят, перенес на спине обоих ослов, а затем проводил их хозяев.

Уленшпигель и Ламме сели на ослов и поехали в Льеж.

– Сын мой, – заговорил дорогою Ламме, – почему этот сильный человек допустил, что я на нем живого места не оставил?

– Для того он это сделал, чтобы ты на всех наводил страх, – отвечал Уленшпигель. – Страх – это такой эскорт, который двадцать ландскнехтов заменит. Кто теперь посмеет затронуть могучего победоносца Ламме? Бесподобного крепыша Ламме, который у всех на глазах, ударив головой в живот Пира Силача, таскающего ослов, как ягнят, и поднимающего тележку с пивными бочками, сшиб его с ног? Теперь все здесь тебя знают: ты – Ламме-грозный, ты – Ламме-непобедимый, а я нахожусь под твоею охраной. Куда бы мы ни направили путь, тебя каждый встречный и поперечный узнает, никто не посмеет кинуть на тебя недоброжелательный взгляд, и, приняв в рассуждение, как много на свете храбрецов, отныне ты можешь быть уверен, что по пути твоего следования тебя ожидают лишь поклоны, приветственные крики, почести и изъявления преданности, коими ты будешь обязан не чему иному, как силе устрашающего твоего кулака.

– Ты дело говоришь, сын мой, – заметил Ламме и выпрямился в седле.

– Я говорю правду, – подхватил Уленшпигель. – Ты видишь любопытные лица в окнах первых домов вон того селения? Все показывают пальцем на грозного победителя, на Ламме. Ты видишь, с какою завистью смотрят на тебя эти мужчины, как эти жалкие трусы, завидев тебя, снимают шляпы? И ты им поклонись, голубчик Ламме, – не презирай малодушную толпу. Слышишь, слышишь? Малые ребята уже знают твое имя и со страхом повторяют его.

И Ламме, точно король, с гордым видом раскланивался направо и налево. И слух о его отваге перелетал из села в село, из города в город, вплоть до Льежа, Шокье, Невиля, Везена и Намюра, однако из-за происшествия с тремя проповедниками заглянуть в Намюр ни Уленшпигель, ни Ламме не рискнули.

Так они ехали долго по берегам речек, рек и каналов. И всюду на песню жаворонка отзывался петух. И всюду отливали, ковали и точили огнестрельное и холодное оружие для борьбы за свободу и доставляли на суда, плывшие неподалеку от берега.

А от таможенного досмотра оружие прятали в бочки, в ящики и в корзины.

И везде находились добрые люди, принимавшие оружие на хранение и прятавшие его вместе с порохом и пулями в надежном месте до Богом предустановленного часа.

И слава победителя все время бежала впереди Ламме, путешествовавшего вместе с Уленшпигелем, так что в конце концов он и сам поверил в свою неимоверную силу, преисполнился гордости и воинственного духа и отпустил бороду. И Уленшпигель прозвал его Ламме Лев.

Растительность, однако, вызывала у Ламме раздражение, и на четвертый день он не выдержал. Он дозволил бритве пройтись по его победоносному лику, и перед взором Уленшпигеля лик сей вновь воссиял, как солнце, – круглый, полный, лоснящийся от сытной пищи.

Наконец они прибыли в Стокем.