Читать книгу - "Скитальцы - Кнут Гамсун"

Казалось, прошла вечность. Эдеварт не выдержал долгого ожидания, он покинул свой пост и направился на кладбище. Август приподнял крышку с одного конца, подпер её лопатой и шарил в гробу.

Эдеварт шепнул: Хватит, Август, пошли!

Август выпрямился, он был в отчаянии. Ступай к воротам, пока тебя черти не схватили!

Продай лучше моё кольцо!

Твоё, ха! А моё пусть достанется могильщику? Заткнись!

Эдеварту пришлось вернуться к воротам, а Август снова начал шарить в гробу. Он понял, что искать наугад бесполезно, нужно начать сначала и ощупывать всё дюйм за дюймом; это была мучительная работа, он перебирал всё подряд, главным образом, одежду, иногда ему попадались кости, пуговицы, порой что-то мерзкое прилипало к его пальцам. Несколько раз он принимал за кольцо пуговицы, они тоже были маленькие и круглые. Но Август не сдавался. Найдя наконец кольцо, он не удержался и громко шепнул Эдеварту: Нашёл! Эдеварт слышал, как Август возится, опуская крышку, снова жалобно заскрипели гвозди.

Август торопился, он не нашёл старые отверстия для гвоздей и не решился стучать, забивая гвозди снова, поэтому встал на крышку и несколько раз подпрыгнул; потом Эдеварт услыхал, как он снова засыпает могилу и утрамбовывает землю.

Оставалась самая важная часть работы: нужно было уничтожить следы. Теперь Эдеварт слышал, как Август убирает и приводит в порядок могилу, разравнивает её руками, последним он положил на место дёрн — с этим он провозился дольше всего, стараясь, чтобы стыки дёрна были незаметными.

Наконец Август вернулся к Эдеварту. Потрогай! — сказал он.

Эдеварт потрогал. Это было кольцо. Давай я понесу лопату и ломик! — предложил он.

Они молча возвращались через пасторский лес. Начался дождь...

Да, настоящий осенний дождь, который не прекращался целых три дня, Август счёл это большой удачей и волей Провидения: тот благословенный дождь не позволил людям пойти на кладбище, он уничтожил на дерне все стыки и смыл остатки выброшенной земли. Тот благословенный дождь очень помог им...

И они снова отправились в путь со своими мешками, а жители селения в то время копали картофель; началась осень, дни стали короче. Август решил податься на юг, Эдеварт подозревал, что друг хочет вернуться в Фусенланнет, где жила та важная дама, в которую он был влюблён; ладно, его воля, лишь бы он не вздумал стрелять в её мужа. Эдеварт сказал: Я думаю, ты быстро всё распродашь, тогда купи новые товары в ближайшем городе. Август ответил: За меня не тревожься!

Они расстались. И увиделись друг с другом только летом на ярмарке в Стокмаркнесе.

Эдеварт на своей лодке отправился прямо на север, в Кве-фьорд, и начал торговать. Он надеялся, что в тех местах у людей ещё остались деньги после летнего лова сельди.

Между лавкой в Поллене и Габриэльсеном шла жестокая борьба, одному из них предстояло в конце концов свернуть торговлю. Габриэльсен рассчитывал выстоять благодаря поручительству, которое дали родственники его жены; Поулине было трудно соперничать с ним, но она действовала внимательно и осторожно, учитывала, что людям больше нужно в то или другое время года, и уже в зависимости от этого закупала товар. Это было разумно с её стороны, она не запасала керосин на лето, когда на небе сияет полуночное солнце, и табак — на зиму, когда мужчины уходят на Лофотены, она была очень осмотрительна.

Йоаким видел, что торговля идёт хорошо, а после того как он и сам приложил к ней руку, в нём проснулось тщеславие — они ни в коем случае не должны уступить Габриэльсену! Йоаким внимательно следил за тем, чтобы закупки товара не превышали имевшуюся у них наличность, вместе с сестрой они прикидывали, как выгоднее поступить; Поулине составляла списки, а Йоаким обеспечивал гарантию, купцам в Тронхейме оставалось соглашаться или не соглашаться с ценами и условиями закупщиков.

О, сестра Поулине была очень расторопна. Нельзя сказать, что она была так уж добра к покупателям, люди не очень-то могли рассчитывать на её сострадание, когда приходили к ней со своей нуждой, нет, она была далеко не такая добросердечная, как Эдеварт, когда он стоял за прилавком. Тот просто давал всё, что у него просили, Поулине же блюла свои интересы и никогда ничего не упускала; если ей слишком долго не возвращали денег, она без колебания напоминала должнику о его долге. Некоторых покупателей обижало такое обхождение, и они клялись, что ноги их больше не будет в её лавке. И в самом деле выдерживали какое-то время, но потом приходили опять, а что им ещё оставалось? Конечно, можно было пойти к Габриэльсену, но он был ещё хуже и поносил всех жителей Поллена за то, что они пользуются лавкой в своём селении. И ведь это только для того, говорил Габриэльсен, чтобы разорить его, он не желает иметь дело с такими людьми, к тому же у них никогда нет денег, пусть, ради Бога, держатся подальше от его лавки, они ещё увидят, как он в конце концов раздавит их лавчонку в Поллене...

Габриэльсена злило, что брат и сестра в Поллене никак не разорятся, но был ли смысл в том, что он бранил своих покупателей и таким образом указывал им на дверь? В результате торговля Габриэльсена начала хиреть. Это так тяжело подействовало на него, что он впал в уныние, перестал носить белый воротничок и брился теперь только по воскресеньям. Что же это за лавочник? Вы посмотрите на Поулине, как она выглядит! Хорошенькая девушка постепенно превращалась в настоящую даму. На платье у неё даже в будни красовался белоснежный воротничок, на пальце — кольцо с жемчугом, а в церковь она, кроме того, надевала золотой медальон, подаренный ей некогда старшим братом и стоивший больших денег. Да-да. Разве Поулине могла бы так наряжаться, если б у неё не было на это средств? Чёрт его знает, как получилось, что дети телеграфного смотрителя обрели такое богатство, люди знали и то, что по воскресеньям у них на обед всегда было мясо.

Словом, лавка в Поллене выстояла, хотя о Поулине нельзя было сказать, что она плакала от сочувствия, если какая-нибудь бедная женщина приходила в лавку и умоляла отпустить ей марку кофе, нет, Поулине не плакала, но она была справедливая и порядочная женщина, и никто не стал бы спорить против этого. Разве она не угощала изюмом соседских детишек, когда те забегали к ней в лавку, и, как бы то ни было, разве она отвернулась от родных Мартинуса, хотя ей и пришлось заплатить за их корову по расписке Эдеварта?

Ну а в Габриэльсена будто сам чёрт вселился, он жаждал одного — разом решить дело. Он поставил всё на одну карту и накупил множество товара, целую гору, чего там только не было — от изящных и легких вещиц до грубых и тяжёлых, вроде точильных камней и круглых кафельных печей американского образца. Закупить-то он закупил, хотя должен был бы сообразить, что продать всё это он не сможет, что поступок его продиктован отчаянием и желанием показать своё могущество. Ладно. От покупателей в его лавке не было отбоя, он вытянул из округи всё до последнего шиллинга, и лавка в Поллене несколько недель пустовала. И что же, Поулине и Йоаким закрыли её, устав от борьбы? Нисколько. Однако Габриэльсен процветал, у него были товары, которые раскупали местные богачи и богачи из соседних селений, нарасхват шли шёлк и бархат на платья, дамские шляпки и цепочки для часов, фабричная обувь и скатерти с бахромой, а также собрания проповедей с золотым тиснением на переплёте — зачем выписывать такие товары с юга, если их можно купить и у Габриэльсена? Мало того, Габриэльсен опять закупил невиданные деликатесы и сладости — сыры, мёд, фрукты, — мимо которых не мог пройти ни один состоятельный человек. Нет, этот Габриэльсен был настоящий торговец!