Читать книгу - "Подросток - Федор Достоевский"

Ничего не разбирая и наталкиваясь на народ, добежал янаконец до квартиры Татьяны Павловны, даже не догадавшись нанять дорогойизвозчика. Бьоринг оттолкнул меня при ней! Конечно, я отдавил ему ногу, и онинстинктивно оттолкнул меня как человек, которому наступили на мозоль (а может,я и впрямь раздавил ему мозоль!). Но она видела, и видела, что меня хватаютслуги, и это все при ней, при ней! Когда я вбежал к Татьяне Павловне, то впервую минуту не мог ничего говорить и нижняя челюсть моя тряслась как влихорадке. Да я и был в лихорадке и сверх того плакал… О, я был так оскорблен!

— А! Что? Вытолкали? И поделом, и поделом! — проговорилаТатьяна Павловна; я молча опустился на диван и глядел на нее.

— Да что с ним? — оглядела она меня пристально. — На, выпейстакан, выпей воду, выпей! Говори, что ты еще там накуролесил?

Я пробормотал, что меня выгнали, а Бьоринг толкнул на улице.

— Понимать-то можешь что-нибудь али еще нет? На вот, прочти,полюбуйся. — И, взяв со стола записку, она подала ее мне, а сама стала передомной в ожидании. Я сейчас узнал руку Версилова, было всего несколько строк: этобыла записка к Катерине Николавне. Я вздрогнул, и понимание мгновенноворотилось ко мне во всей силе. Вот содержание этой ужасной, безобразной,нелепой, разбойнической записки, слово в слово:

«Милостивая государыня,

Катерина Николаевна,

Как вы ни развратны, по природе вашей и по искусству вашему,но все же я думал, что вы сдержите ваши страсти и не посягнете по крайней мерена детей. Но вы и этого не устыдились. Уведомляю вас, что известный вамдокумент наверно не сожжен на свечке и никогда не был у Крафта, так что выничего тут не выиграете. А потому и не развращайте напрасно юношу. Пощадитеего, он еще несовершеннолетний, почти мальчик, не развит и умственно ифизически, что ж вам в нем проку? Я беру в нем участие, а потому и рискнулнаписать вам, хоть и не надеюсь на успех. Честь имею предупредить, что копию ссего одновременно посылаю к барону Бьорингу.

А. Версилов».

Я бледнел, читая, но потом вдруг вспыхнул, и губы моизатряслись от негодования.

— Это он про меня! Это про то, что я открыл ему третьегодня! — вскричал я в ярости.

— То-то и есть, что открыл! — вырвала у меня записку ТатьянаПавловна.

— Но… я не то, совсем не то говорил! О боже, что она можетобо мне теперь подумать! Но ведь это сумасшедший? Ведь он сумасшедший… Я вчераего видел. Когда письмо было послано?

— Вчера днем послано, вечером пришло, а сегодня она мнепередала лично.

— Но я его видел вчера сам, он сумасшедший! Так не могнаписать Версилов, это писал сумасшедший! Кто может написать так женщине?

— А вот такие сумасшедшие в ярости и пишут, когда отревности да от злобы ослепнут и оглохнут, а кровь в яд-мышьяк обратится… А тыеще не знал про него, каков он есть! Вот его и прихлопнут теперь за это, такчто только мокренько будет. Сам под секиру лезет! Да лучше поди ночью наНиколаевскую дорогу, положи голову на рельсы, вот и оттяпали бы ее ему, колитяжело стало носить! Тебя-то что дернуло говорить ему! Тебя-то что дергало егодразнить? Похвалиться вздумал?

— Но какая же ненависть! Какая ненависть! — хлопнул я себяпо голове рукой, — и за что, за что? К женщине! Что она ему такое сделала? Чтотакое у них за сношения были, что такие письма можно писать?

— Не-на-висть! — с яростной насмешкой передразнила меняТатьяна Павловна.

Кровь ударила мне опять в лицо: я вдруг как бы что-то понялсовсем уже новое; я глядел на нее вопросительно изо всех сил.

— Убирайся ты от меня! — взвизгнула она, быстро отвернувшисьи махнув на меня рукой. — Довольно я с вами со всеми возилась! Полно теперь!Хоть провалитесь вы все сквозь землю!.. Только твою мать одну еще жалко…