Читать книгу - "Николай Чуковский. Избранные произведения. Том 2 - Николай Корнеевич Чуковский"

было отмахнуться и которая шла, не останавливаясь, мало-помалу заслоняла ее. Сначала жизнь навалилась на Веру Петровну одними своими тяготами и неудобствами. В домике, где она жила, не было ни водопровода, ни газа, ни ванной, и ей приходилось таскать воду из далекого колодца, запасать и колоть дрова; и денег еле хватало, и девочка постоянно болела, и мама старела, хворала, тосковала по родному городу. Необходимость вести напряженную борьбу со всеми невзгодами не позволяла Вере Петровне отдаваться своей боли. А потом, постепенно, она увлеклась работой, и увлечение это заслонило от нее и ее боль, и все житейские невзгоды.

Городская библиотека, в которую ее перевели через год, была довольно большая, с довольно большим штатом сотрудников. Должность у Веры Петровны поначалу была самая скромная, почти техническая. Но постепенно она в работе нащупала особую сторону, как бы свою собственную линию, и взяла эту сторону работы на себя, и добилась успехов.

Библиотеку посещали тысячи самых разных людей, объединенных одним желанием — знать. И возраст был у них разный, и профессии самые разные, и совсем разный уровень знаний, но каждый стремился знать больше, чем уже знает. В этом выражалась потребность миллионов и миллионов людей, жадно вбиравших в себя все тайны мира, все накопленные человечеством познания и умения. Посетители библиотеки либо где-нибудь учились, либо мечтали учиться. Им всем нужны были книги, но, приходя в библиотеку, они терялись в книжном океане, путались, блуждали, начинали со сложного, не имея представления о простом.

Вот тут Вера Петровна и нашла свою особую линию — она давала советы, с чего начать. Для того чтобы советовать правильно, ей нужно было понять человека, которому она давала совет, потому что он часто сам себя не понимал, не знал, что ему нужно, что ему посильно. У Веры Петровны была цепкая память, она с детства много читала, она хорошо училась и в школе и в институте. Она знакомилась с читателями, внимательно вглядывалась в них, следила за тем, что они читают; она сама читала то, что они читали, сама учила то, что они учили, — от астрономии до правил уличного движения, — чтобы всегда иметь возможность прийти на помощь. У нее были десятки людей, мужчин и женщин, молодых и не очень молодых, которых она вела как бы с этапа на этап. Эти люди доверяли ей и привязывались к ней. Впрочем, ее уважали не только читатели, библиотечное руководство очень ценило ее работу, с ней советовались, приглашали на совещания. Все это захватило ее целиком, и даже в ту часть суток, когда она уезжала на электричке в поселок, чтобы выспаться, она думала о библиотеке, о своих читателях, о книгах.

Она проработала в городской библиотеке четыре с половиной года и ни за что не ушла бы оттуда, если бы у нее было жилье в городе. Ежедневная езда на поезде отнимала много времени, да и в поселке она жила в чужой комнате, за которую приходилось дорого платить. Библиотека, в которой она работала, не могла предоставить ей жилья в городе. Вот почему Вера Петровна была вынуждена согласиться занять должность заведующей в библиотеке при швейной фабрике. Директор фабрики обещал ей, что не пройдет и года, как она получит квартиру в новом строящемся доме.

Сначала она очень огорчалась, но потом выяснилось, что новая работа даже увлекательнее прежней. Здесь она была полной хозяйкой и могла все дело подчинить своей главной мысли: библиотека должна помогать учиться. Молодые работницы фабрики сплошь где-нибудь учились, и Вера Петровна едва успевала советовать, следить, объяснять.

Как-то в марте, в обеденный перерыв, она забежала в продовольственный магазин и заметила там женщину, которая показалась ей чем-то знакомой. Женщина эта явно узнала Веру Петровну и все поглядывала на нее, но не подходила и не здоровалась. Вера Петровна старалась вспомнить, где она видела эту женщину, и вдруг поняла: это вторая жена ее бывшего мужа.

Вера Петровна встречалась с ней когда-то, давным-давно, еще раньше, чем сама вышла замуж, и с тех пор ни разу не видела. Она помнила ее тоненькой девушкой лет семнадцати, длинноногой и востроносой, вечно растрепанной, с большим и, как казалось ей, неприятным ртом. Такой она осталась в памяти Веры Петровны, такой Вера Петровна представляла ее себе все эти долгие годы, думая о ней с ненавистью и отчаянием. Теперь это была невысокая плотная женщина — вдвое шире той, которую запомнила Вера Петровна. И лицо у нее было широкое, круглое и вовсе не казалось востроносым, и рот не казался большим. И все же Вера Петровна уже безошибочно знала — это она.

Женщина, стиснутая толпой перед прилавком, все поглядывала на Веру Петровну и, убедясь, что Вера Петровна ее узнала, вдруг решительно направилась к ней:

— Здравствуйте…

Вера Петровна кивнула.

— Вам, может быть, неприятно меня видеть? — спросила женщина.

— Нет, что вы, — сказала Вера Петровна.

И с удивлением почувствовала, что говорит правду. Она действительно не испытывала ни малейшей вражды к этой чужой испуганной женщине с круглым лицом.

— Пойдемте! — заторопилась женщина. — Я так рада, что увидела вас… Я хотела вам сказать…

Они вместе вышли из магазина. Был матовый тихий мартовский денек с низким небом, с длинными сосульками, с кучами рыхлого грязного снега вдоль тротуаров.

Они пошли рядом. Женщина объясняла, что она приехала в этот город на межобластную конференцию учителей, — она учительница и работает с мужем в одной школе. Потом, взглянув на Веру Петровну сбоку, быстро заговорила:

— Разве я этого хотела?.. Я ничего вам дурного не хотела, я сама понимала… Но так все получилось нескладно, сама не знаю как, и уже никакого выхода не было… Все как клином сошлось…

Она говорила сбивчиво, не находя слов, чтобы объяснить, как это получилось, что все клином сошлось, и мучаясь, что слова так мало объясняют. Ей казалось, что если бы ей удалось найти слова, Вера Петровна поняла бы, что она не виновата.

Вера Петровна молчала. Женщина заметила складочку, появившуюся у Веры Петровны меж бровей, и тоже умолкла. Потом спросила:

— Как ваша девочка?

Вера Петровна ответила.

— А у меня уже двое, — сказала женщина, и круглое лицо ее оживилось и порозовело.

Она стала рассказывать о своих детях, рассказывала доверчиво, все более оживляясь. При этом она поглядывала на Веру Петровну все дружелюбнее, убежденная, что Вера Петровна должна разделять ее радости и тревоги. И внезапно спросила:

— А сколько вы дали за сумочку?

У Веры Петровны сумочка эта была уже второй год, и цену она помнила