Читать книгу - "Пьер, или Двусмысленности - Герман Мелвилл"

II

Таковое возбуждение царило в письмах. Книжная форма! Иллюстрированное издание! Его сердце было переполнено.

Но, к сожалению, Пьеру пришло на ум, что все его произведения были не только небрежно написаны, но и немногочисленны, и, если сложить их вместе, они образовали бы маленькую книгу форматом в двенадцатую долю листа, поэтому литературная форма представлялась, возможно, несколько преждевременною, вероятно, в некоторой степени бессмысленною. В то время как его произведения состояли главным образом из маленьких сонетов, коротких поэм, посвященных размышлению, и нравственных эссе, работе для художника-иллюстратора угрожала маленькая опасность оказаться попросту скудной. В своей неопытности Пьер не знал, что такова была великая высота вдохновения, на кою возносится искусство художника, что некий джентльмен этой профессии заявился в известный издательский дом вместе со своими набросками для иллюстрированного издания «Кок против Литлтона»^[140]. Даже городская адресная книга^[141] была прекрасно иллюстрирована изящными гравюрами кирпичей, ножниц и утюгов^[142].

Касательно наброска титульного листа, необходимо признать, что, глядя на внушительный перечень произведений, длинный и впечатляющий, как те перечисления титулов некоего немецкого принца, какие были заведены в прежние годы («Наследный лорд поместья Кранц Якоби; бесспорный владелец, благодаря смелому захвату места в кровати покойной вдовы Ван Лорн; очевидный наследник обанкротившейся булочной Флетца и Флитца; наследник конфискованных карманных денег вдовы Дюнкер; и т. д., и т. д., и т. д.»), Пьер не мог целиком подавить чувство восторга, кое ненадолго охватило его. Тем не менее он так же низко склонялся под бременем собственной значительности, как автор столь обширного литературного пласта. Однако сие внушило ему легкие опасения, когда он подсчитал, что в свои восемнадцать лет уже написал столько произведений, что простой перечень его работ далеко превосходит оглавление отцовского фолианта пространных рассуждений Платона. Все же он утешал себя мыслью, что, поскольку нельзя допустить мысли, чтобы он путался с газетчиками, расклейщиками рекламных афиш журнала «Газель», кои каждый месяц покрывали городские стены огромными плакатами, где его имя было напечатано крупным шрифтом среди прочих авторов; и теперь не мог он также, говоря о том немыслимом деле, каким было для него предложение гг. Вандера и Вэна, коим он отказывал, позволить себе иметь дело с отделом расклейки афиш их предприятия, ибо было совершенно ясно, что они воздадут должное перечню его произведений, украсив им в виде большого плаката еще одну, лишенную окон стену, гораздо более открытую всем взорам, чем большинство стен, как только в городе освободится хоть одно выгодное рекламное место, на кое не осмелится посягнуть ни один конкурент. Все же, полный решимости оставить всех этих расклейщиков реклам заботиться о себе, как знают, он был немного чувствителен к застенчивым наклонностям тех скромных приемов иных деликатных и утонченных авторов, кои, презирая вульгарность пышного парада букв, довольствуются тем, что просто помещают одно свое имя на титульном листе, словно пребывая в убеждении, что это станет достаточной гарантией для привлечения внимания истинных джентльменов, обладающих вкусом. Трубить о себе посредством длинных пустозвучных титулов – это для мелких немецких князей. Русский царь довольствуется тем, что пишет одно-единственное слово «НИКОЛАЙ» на своих высочайших постановлениях.

Подобного рода размышления привели наконец к всевозможным соображениям на тему анонимности в деле авторства. Он сожалел, что не начал свою литературную карьеру под этой маской. Теперь же это могло быть слишком поздно – весь мир уже знал его, и напрасно было, с этим запоздалым осознанием, пытаться замаскироваться. Но когда он обдумал все важнейшие достоинства и правильность этой идеи со всех сторон, он не мог не почувствовать самого искреннего сострадания к тем незадачливым собратьям по перу, кои не только питают искреннее отвращение к любой публичности, но и со временем начинают стыдиться своих последующих произведений, написанных исключительно ради денег, в объявлениях, где они, подчиняясь жестокой необходимости, заставляют трубить о рекламных предложениях булочников, мясников и прочих из финансовых соображений – в той мере, в какой рекламное объявление названия произведения может помочь книгоиздателю в продаже.

Но, возможно, главным, хотя и не совсем сознательным мотивом Пьера в его окончательном решении отказаться, что он и сделал, от услуг гг. Вандера и Вэна, ретивых соискателей получить привилегию расширить и укрепить его славу, было то, что так как он несовершеннолетний, то существовали шансы, что его будущие произведения станут, как минимум, равными, если не превосходящими хоть в малой степени те, кои он уже подарил миру. Он решился отложить свою литературную канонизацию до того момента, пока он преодолеет возраст недоросля, по ехидному определению закона, который с неподдельно-притворной, исключительной добротой провозглашал его «ребенком». Его скромность затуманила от него то обстоятельство, что величайшие литературные знаменитости поколения, благодаря божественной силе гения, закончили с отличием университет славы, в то время как остальные, несовершеннолетние с точки зрения закона, были вынуждены выпрашивать у своих мам несколько пенни, чтобы как-то прожить за бесценок.