Читать книгу - "Любимчик Эпохи. Комплект из 2 книг - Катя Качур"

Баба Зоя прижала Куприньку к себе еще крепче, принялась мерно раскачиваться взад-вперед, пытаясь успокоиться, собраться и понять, что же теперь делать. Марья, Анфиска и их мужья топтались под окнами, что-то кричали, били в ставни. Каждый крик, каждый стук сжимал бабу Зою. Исчезнуть бы. Провалиться бы. Да и то достанут. Ба-бах! Прогрохотало по окну. «Зоя!» Зазвенело в ушах Марьиным голосом и застряло там. Ба-бах! И дом словно затрясся весь, зашумел, задвигался. Того и гляди расступится, выдаст Зою Ильиничну, кинет в руки незваным гостям Куприньку, лишь бы те отстали, лишь бы в его окна бить перестали. «Зоя!» Нет меня. Нет. Привиделось вам. Ставни закрыты – нет никого, померли все, например. Ба-бах! Уходите, проклятые! Никто вас не звал. Никто вас и не пустит. Хлеб-соль вам тут никто не поднесет. Ба-бах! Стра-а-ашно. Нервно. По телу Куприньки все еще бежали мурашки. Что-то в груди аж сводило от радости: люди! Он впервые видел людей так близко. Ну кого-то, кроме бабы Зои.

Разумеется, иногда он наблюдал за людьми из окна, они все шли куда-то по дороге, иногда ехали на велосипедах или машинах, пару раз – на лошадях, но все они были далеко от дома, так что казались больше не людьми, а насекомыми, муравьями там или жуками какими-нибудь. Ах да, еще как-то раз зимой пришли прям к дому, шумные такие, пели что-то вроде: «Коляда пришла! Отворяй ворота!» Баба Зоя отправилась ворота отворять, ворчала еще: «Ишь, приперлись. Иш-шо не хватало мне этой коляды». Купринька слышал, как баба Зоя с крыльца на Коляду ругается, а Коляда смеется, шутит и не уходит, хотя им угрожают и метлой (поганой), и кочергой, и ушатом воды. И все-то у них стишками да песнями. В общем, не вытерпел Купринька, из шкафа вылез да в окно краешком глаза выглянул. А Коляда – это нечто странное, даже страшное, может, и за дело ее баба Зоя прогоняла. Не то люди, не то звери: в шкурах, рогатые, носатые, ушастые, зубастые. Так что Коляду хоть и видел Купринька ее близко-близко, но за людей не принимал. А в другие года Коляда не приходила к ним. По дороге мимо прокатывалась шумной поющей толпой и в двери бабы-Зоиного дома больше не стучалась. А сейчас вот люди! Не звери. Не Коляда. Прямо в их доме! Не совсем, конечно, в доме, но почти здесь. И Купринька на сей раз не был заперт в шкафу, не было наказано ему сидеть, молчать, не шевелиться. Он не только слышал людей, но и видел. Вот как бабу Зою, вот как того из Зазеркалья. Ря-дом. Стучатся вон. Громко стучатся, чтобы точно услышали хозяева. Вот только баба Зоя им не открывает. И они совсем не страшные, люди эти. Отчего же тогда баба Зоя так ими Куприньку столько лет пугала? И отчего наказывала не встречаться с людьми, не показываться? Ничего же в них плохого. Куприньке представлялось, что люди к нему пришли полюбоваться им, познакомиться. Знали, что баба Зоя Куприньку от них спрячет, коли постучаться через крыльцо, вот с черного хода, через сарай, и полезли. Так сильно хотели с Купринькой повидаться. Никакого зла они не несли. Нет-нет. Вон одна тетенька улыбалась Куприньке так ласково, как никто и никогда ему не улыбался. Какое ж тут зло? Ушли. Ушли люди. Оставили Куприньку и бабу Зою. Им не открыли, вот и ушли они.

А баба Зоя начала причитать:

– Ой-ей-ей-ей-ей. Ой-ей-ей-ей-ей. Пропали мы, Купринюшка. Ой-ей-ей-ей-ей. И еще больше раскачиваться. – И еще крепче Куприньку к себе прижимать. – Молись, Купринюшка, молись, родненький. Только Богородица нам теперь и поможет. – И бормотать начала бессвязную молитву, коей раньше Купринька никогда не слышал. Молитва прерывалась нервными всхлипами, судорожными хватаниями воздуха и бесконечным «ой-ей-ей-ей».

Закончив молитву, совладав со всхлипами, вскочила баба Зоя, вытянула шею, словно пытаясь разглядеть кого в темноте: а мало ли и сюда пробрались-забрались, нас не спросили. Сначала несмело, но быстро разошедшись, принялась сновать по дому, суетиться, скидывать в большую груду вещи. Распахнула шкаф, повыкидывала из него всю одежду, два одеяла, подушку. Убежала в коридор, принесла оттуда сапоги да валенки, и их в кучу кинула. С кухни – две кружки, ковш железный, спички, соль, манку, пшенку, пачку макарон. В погреб спустилась, вытащила банку варенья да банку маринованных грибов. Вернулась на кухню, добавила к вещам две ложки и нож. Опять к шкафу – варежки на случай зимы не забыть. Села на кровать, подумала. Встала с кровати, скинула на пол к вещам покрывало. Тоже может пригодиться. Походила взад-вперед по комнате, раззанавесила Красный угол, посмотрела на содержимое хмуро, выудила Богородицу, отправила ее в груду. Перед остальными жителями Угла перекрестилась, виновато поклонилась и закрыла занавесками обратно. Куча вещей все росла и росла, росла и росла. Перед ней появился чемодан, выглядевший маленьким и жалким, явно не готовым вместить в себя все это добро. Купринька в шкаф свой забрался, дверь прикрывать не стал. Сидит, ногами болтает, за суетой баб-Зоиной наблюдает да думает: кидать ли к вещам на полу свою подушку да овчинку, что одновременно и одеялом, и периной ему столько лет служила. Верой, как говорится, и правдой. Решил все же не вмешиваться в сборы-метания, вдруг там какой-то свой порядок, свои правила. А баба Зоя все бегала-бегала, наращивала-наращивала кучу. Затем рядом с ней прямо на пол ухнула, оценивающим взглядом на уже не скромный скарб поглядела, руками всплеснула:

– И куда же мы с таким добром попремсси? Тут и налегке идтить некуда, а с такой кучищей вещей и подавно. Слышь, Купринька?

Купринька вздрогнул. Чего это о нем вдруг вспомнили? Хорошо же до этого было: со своими сборами позабыла про мальчика баба Зоя, оставила наконец в покое. За столько-то дней! Хоть выдохнуть удалось. А вот дух пока еще не до конца перевелся. Эх, еще бы минуточку покоя, еще бы часик, еще бы… Купринька сделал вид, что не слышит.

– Тебе говорю! – начинала злиться баба Зоя. – Как думаешь, утащим это все вдвоем али нет?

Купринька лениво вылез из шкафа, прошаркал до вороха вещей, обошел их по кругу, языком поцокал, словом, вел себя так, словно вот только что всю эту свалку заметил. Вынес вердикт:

– Не.

– Что ж, – покачала головой баба Зоя. И повторила: – Что ж. – Выдернула из кучи большой синий платок в красную клетку, теплый такой, не пуховый, но теплый, баба Зоя его обычно по зиме носит. Разложила рядом с кучей, расправила бережливо углы. Задумалась. – Самое необходимое надо брать. – В расправленный платок отправилась половина буханки черного