Читать книгу - "Когда порвется нить - Никки Эрлик"

Похороны на прошлой неделе вышли скромными, пришли только родные Хавьера, Джек и двое солдат, находящихся в отпуске.

Джек стоял возле закрытого гроба, задрапированного американским флагом, когда к нему подошла женщина.

— Ваш друг был очень храбрым солдатом, — сказала она.

Женщина пришла поздно, после того как служба уже закончилась, и проскользнула в заднюю часть зала прощаний. Ее лицо показалось Джеку незнакомым.

— Он спас всех нас в тот день, — прошептала она.

Джек понял, что она, должно быть, была одной из двух гражданских врачей, которых, по словам мистера и миссис Гарсия, Хави спас перед смертью. Аника Сингх, наверное. Все участники той операции, по слухам, подписали соглашение о неразглашении подробностей, но капитан Рейнольдс поделился историей о мужестве Хави с его родителями.

— Хави не заслужил этого, — сказал Джек. — Он не заслужил короткой нити.

Аника повернулась и посмотрела на Джека с такой добротой, с таким пониманием, как могла смотреть только мать на любимого сына.

— Знаете, ваш друг Хавьер напоминает мне другого человека, которого я знала и чья нить тоже была намного короче, чем следовало бы. Но и он, и Хавьер изменили мир. О них будут помнить в течение многих лет, даже поколений, — сказала она. — В каком-то смысле у них были самые длинные нити, которые я когда-либо видела.

Годовщина появления нитей пришла и прошла, годы летели своим чередом, и вскоре исполнилось почти десять лет жизни человечества с нитями.

Некоторые были благодарны за коробки, за возможность попрощаться, никогда не жалеть о последних сказанных словах. Другие видели дар в сверхъестественной силе нитей, позволявшей им верить, что жизнь их близких, получивших короткую нить, на самом деле не была оборвана случайно. Они жили столько, сколько им было отмерено, поскольку с момента их рождения длина нити была предопределена. Именно поэтому с потерями было легче смириться, веря, что изменить конец было невозможно и их смерть не зависела от каких-то принятых решений, от поступков, которые они совершили или не совершили. Не нужно было думать о том, что могло бы случиться, если бы они жили в другом городе, или ели другую пищу, или поехали домой другим путем. Конечно, потери причиняли боль, были мучительны, и все же нити давали некоторое облегчение — любые перемены не отсрочили бы конец. Просто такая им выпала жизнь.

Однако нити не приносили утешения коротконитным, тем, кто столкнулся с несправедливостью. Скорее, они снимали камень с души длиннонитных, тех, кто продолжал жить.

* * *

Родители Моры попросили Нину выступить на похоронах.

Это была первая надгробная речь в ее жизни, и ей потребовались все силы, чтобы отпустить руку матери, покинуть свое место на первой скамье и предстать перед толпой скорбящих.

Нина быстро оглядела зал, ища лицо, на котором можно было бы остановиться, читая свои заметки. Никто в первых рядах не подходил: все члены семьи Моры тихо плакали, и она не хотела смотреть на Бена и Эми, которые, вероятно, думали о похожих похоронах, которые неизбежно состоятся в их семье через несколько лет. Так что Нина обратилась к горстке незнакомых людей в последних рядах, возможно, коллегам или старым знакомым Моры, с которыми ей так и не довелось встретиться.

Нина рассказала о страсти, бесстрашии, остроумии и впечатляющей скорости, с которой ее супруга заводила друзей. Она рассказала, как Мора узнала о фонде Джонсона и сразу же оставила работу в издательстве, чтобы присоединиться к команде сенатора — это было ее шестое рабочее место, но первое, на котором она сразу поняла, что нашла себя. Наконец-то она преуспела в карьере, нашла, куда направить энергию, сотрудничая с фондом для защиты своих коллег-коротконитных.

Нина не хотела говорить о последних днях, о редком пороке сердца, который так и не обнаружили до самой смерти. Она не хотела говорить о финале. Она рассказала о жизни.

— Легко смотреть на время, проведенное вместе, и думать, что нам не повезло. Но разве не лучше потратить десять лет на настоящую любовь, чем сорок лет на скуку, усталость или горечь? Когда мы думаем о величайших историях любви, которые когда-либо были написаны, мы смотрим, сколько они длились. Многие из них были даже короче, чем наш брак с Морой. Но наша история — моя и Моры — была глубокой и цельной, несмотря на ее продолжительность. Это была цельная, чудесная история сама по себе, и, хотя мне было отведено больше глав, чем Море, ее страницы ни в коем случае нельзя пропустить. Я буду перечитывать их снова и снова до конца жизни. Наше десятилетие вместе, наша история — это дар судьбы.

Лица на последних рядах расплывались, поэтому Нина вытерла глаза скомканной салфеткой и посмотрела на речь перед собой. Она была обязана закончить ее ради Моры.

— Мора, конечно же, дала мне последнее напутствие, пожелав, чтобы ее голос был последним, который мы услышим на ее службе: «Скажи всем, что я всегда хотела быть исследователем. Что я всегда стремилась сделать первый шаг, первой нырнуть в ледяную воду, первой попробовать незнакомую еду, первой выйти на сцену и спеть. И теперь я буду первой, кто узнает, что будет дальше, первой, кто узнает, что ждет всех нас. Я обещаю как следует все разузнать, чтобы рассказать вам обо всем, когда придет ваша очередь».

Через несколько недель после службы Нина наконец покинула родительский дом и вернулась к себе — одна, чтобы закончить свою книгу. Над сборником рассказов о нитях и людях, которые использовали их во благо, она работала почти три года. Страница посвящения была уже напечатана — «Море»; просто и честно, но Нина медлила расставаться с рукописью, не хотела передавать ее редактору.

В тот вечер Нина снова перечитала все истории.

Женщина, родившаяся с геном рака груди, которая никогда не ожидала, что получит длинную нить, а теперь возглавляет прогресс в области лечения рака. Двадцатитрехлетний парень, выросший в бандитском квартале, чья длинная нить дала ему надежду на спасение, сейчас руководит программой внеклассного обучения для молодежи из группы риска. Коротконитный, который нес свой ящик в рюкзаке, когда покорял