Читать книгу - "Руфь Танненбаум - Миленко Ергович"

Четыре дома в Загребе, виллы в Опатии и на Боденском озере в Швейцарии были им заработаны посредством того, что – хм, хм, хм, это трудно объяснить четырнадцатилетней девочке. Заниматься этим он начал еще до Великой войны, продолжил в Королевстве Югославия, и уже давно всему Загребу было известно, что Миклошич лучше и надежнее, но и дороже всех делает аборты.

Убивает маленьких, миниатюрных, почти несуществующих детишек в утробах их матерей, которые предварительно решают не быть матерями. Те детишки не видели этого мира, не знают, что такое день, а что ночь, что такое сладкое, а что кислое, что добро, а что зло, почему нужно сожалеть об этом мире, почему мы должны быть счастливыми, когда покидаем его, детишки не знают, что такое страх и откуда он берется, не знают, каково тебе, когда в воскресение в полдень у тебя начинает болеть голова, не знают, что такое жизнь, и не знают, что значит умереть, поэтому умирают легко.

Вот так она объяснила это Руфи, но существование аборта на нее не произвело особого впечатления.

Вскоре доктор Миклошич стал известен во всей Югославии, и к нему приезжали женщины и девушки со всех концов страны. Он сделал тысячи и тысячи абортов и уже давно перестал заниматься чем-нибудь другим. Он стал прославленным и уважаемым среди самых солидных и образцовых людей в Загребе, чуть меньше, чем бан или архиепископ, но безусловно он был человеком их уровня и частью их общества. И это несмотря на то, что аборты были запрещены законом и из-за них можно было заработать до десяти лет строгого режима. Разумеется, о деятельности Миклошича знали и суды, и полиция, но никому никогда не пришло в голову обвинить и судить доктора. Всегда находятся люди, на которых те или иные законы не распространяются, а Миклошич как раз и был одним из таких людей. Это все равно что какой-нибудь договор между государством и гражданами, который нигде не записан, но пока все его соблюдают, он представляет собой самый надежный и самый непререкаемый закон.

Были и другие, кто пытался заняться тем же, что и Миклошич, но они оказались в тюрьме. Кроме одного или двух, которым он лично оставил пациенток победнее, чтобы с благословения полиции и всего города им было на ком практиковаться и совершенствоваться.

Хотя королевство позволяло ему заниматься тем, что другим запрещено, доктор Миклошич, особенно после смерти Стиепана Радича, стал превращаться в великого хорвата.

В кофейне «Корзо» он громко, чтобы все могли его слышать, приветствовал покушение на короля Александра. В день королевских похорон, когда во всем королевстве был объявлен всеобщий траур, Миклошич нанял венгерских музыкантов, чтобы они по всей Илице играли вальсы Штрауса и Легара и зажигательную народную музыку, а когда его на следующий день вызвали в полицию, чтобы предупредить, что не годится петь и праздновать, когда хоронят короля, Миклошич высокомерно заявил, что он хорват, а хорваты – культурный народ, который и в минуты скорби нуждается в высокой музыкальной культуре. Кто же виноват, что у православных отпевание не дотягивает до уровня Легара, Штрауса и Зайца, чтобы его могли сыграть великолепные венгерские музыканты. Если бы это было не так и если бы православные знали, что такое культурная музыка, он, и в этом он клянется дорогим нашим Господом, потребовал бы, чтобы музыканты по всей Илице играли на венгерских скрипках отпевание за короля Александра.

Миклошич похвалялся абортами, которые он делал женам белградских министров и генеральшам, говорил, что благодаря ему не народились новые потомки Обиличей[133], а вот появиться на свет Бранковичам[134]он не мешал. Хвалился он и дружбой с хорватскими революционерами и террористами в Италии и Венгрии, заявлял, что, когда придет время, он и сам присягнет на гранате, ноже и пистолете, а однажды, после какой-то премьеры, прямо посреди Хорватского национального театра, посылал по матери полковника Стевана Джорджевича и угрожал извлечь у него гланды гинекологической кюреткой.

Все мог и все смел делать доктор Миклошич, а он был диким и горячим и говорил такое, что не решился бы произнести никто другой. А если бы к нему в один прекрасный день пришли опечатать его кабинет, он бы наверняка сказал, что делают это из мести за его энергичное и горячее хорватство, и уже на следующее утро весь Загреб кипел бы из-за того, что авторитетного гинеколога преследуют по приказу белградского двора. Властям такой доктор-специалист по абортам был так же полезен, как и рекламы Доры Маар для иллюстрации наличия гражданских и национальных свобод в королевстве. Если бы кто-то сказал, что не хватает свободы и что нельзя говорить и писать что кому вздумается, было бы достаточно упомянуть Миклошича, и все обвинения отпадали.

Прекрасно жилось в королевстве ему и его фрау.

А потом фрау купила в цветочном магазине Косима целый пикап роз, и вся компания дамочек, с которыми она по субботам играла в карты, в «шестьдесят шесть», прыгала по тротуару, кричала «браво» и бросала эти розы немецким солдатам, пока один офицер не запретил им это, потому что военные легко нажимают на спусковой крючок, а вместо розы кто-то может бросить гранату, и это очень сильно оскорбило фрау Миклошич, потому что она не ожидала, что германские вооруженные силы могут столь бесчувственно отреагировать на хорошие манеры и этикет. Но и тогда бедняжка не предполагала, что ее золотые деньки подходят к концу. Поняла она это довольно скоро, уже в середине июня 1941 года, когда доктор Миклошич был арестован. Две недели его держали на Петриньской, ровно столько времени потребовалось усташам, чтобы как следует его напугать, убедить отказаться от грязного занятия и немедленно закрыть свой медицинский кабинет. Даже если у самого Павелича на старости лет жена Мара по воле Святого Духа понесет во чреве, ей придется рожать, даже в случае риска для своей жизни. Это ясно? Доктору Миклошичу было ясно, что за свой боевой патриотизм он заплатит огромным разочарованием.

Так в один момент он превратился в твердого, ожесточенного, но тихого противника режима Павелича. Но не доктор же, бедняга, виноват, что евреи стали прозрачными и что сквозь них в витрине кондитерской видишь пирожные с черным шоколадом.

Руфь была счастлива, что мама Ивка рассказала ей историю про гинеколога Миклошича и его фрау. Она почувствовала себя взрослой, и это чувство было приятным. С благодарностью, как собачка, смотрела на маму, на бедную маму Ивку, которая все в своей жизни сделала неправильно, а потом, к счастью,