Читать книгу - "Путешествие в загробный мир - Генри Филдинг"

Нас окружила толпа духов, в которых я признал героев, по здешнему обычаю пришедших поклониться своим поэтам – тем, что воспели их деяния. Ахилл и Улисс подошли к Гомеру. Эней и Юлий Цезарь – к Вергилию; Адам направился к Мильтону, по какому случаю я шепнул Драйдену, сославшись на его собственные слова, что и дьяволу-де не мешало бы почтить поэта. – Верно, я сам был одержим дьяволом, – оборвал меня Драйден, – когда выговорил те слова. – Несколько духов обступили Шекспира, среди них замечательной статью выделялся Генрих V. Я засмотрелся на этого монарха, когда ко мне приблизился крошечный дух, сердечно потряс мне руку и назвался Мальчиком с Пальчик[47]. Я чрезвычайно обрадовался знакомству и с гневом помянул историка, оболгавшего рост этого великого человека, составлявший якобы не больше пяди: с одного взгляда было ясно, что в нем все полтора фута (и 1/37 дюйма, уточнил он), то есть он был чуть пониже самых видных щеголей наших дней.

Я спросил героя, насколько правдивы истории, которые о нем рассказывают, – о пудинге, например, и о коровьей утробе. Касательно первого, сказал он, всё враки, достойные смеха, насчет же второго не стал отрицать доли истины, но и не стыдился происшедшего, ибо был проглочен коровой вероломно, а будь у него оружие в руках, добавил он с чувством, черта с два она бы его проглотила!

Последние слова он выкрикнул с такой яростью и досадой, что я почувствовал, какая это незаживающая рана для него, и, сменив тему, завел разговор о великанах. Он поведал, что не только не убивал их, но и в глаза не видывал великанов; что ему ошибкой приписали подвиги его доброго приятеля Джека Победителя Великанов, который, думается ему, извел эту породу подчистую. Я возражал, что сам видел громадного ручного великана, по настоятельной просьбе некоторых джентльменов и дам благополучно прожившего целую зиму в Лондоне и лишь по неотложным домашним делам отбывшего к себе в Швецию.

Мне бросился в глаза сурового вида дух, опиравшийся на плечо другого духа, и в первом я узнал Оливера Кромвеля, а другой был Карл Мартел[48]. Признаться, я не ожидал увидеть здесь Кромвеля: я помнил, бабушка говорила мне, что поднялась буря и дьявол уволок его, но сейчас он честным словом заверил, что в этой истории нет и грана правды[49]. Впрочем, по его признанию, он чудом избежал преисподней, и ему бы ее не миновать, не выручи славная первая половина жизни. На землю же его отправили с таким жребием:

Армия

Кавалер

Нужда

Вторично он родился в день восстановления на троне Карла II, причем родился в семье, которая на службе этому государю и его отцу потеряла очень значительное состояние, а в награду получила то, чем государи очень часто оплачивают истинные заслуги, а именно: 000. В 16 лет отец купил ему низший офицерский чин, в каком он прослужил, не поднявшись ни на ступеньку, все царствование Карла II[50]и его брата[51]. В революцию он оставил свой полк и разделил мытарства старого хозяина, потом был опасно ранен в известной битве на реке Войн, где сражался простым солдатом. Оправившись от раны, последовал за злосчастным королем в Париж, где опускался все ниже и добывал пропитание жене и семерым детям (на его билете были рога) чисткой сапог, присмотром за свечами в опере, и после нескольких лет этой жалкой жизни умер едва ли не от голода и с сокрушенным сердцем. Когда он явился к Миносу, тот проникся страданиями, кои он претерпел в семье, горько обиженной им в первой жизни, и дозволил ему войти в Элизиум.

Мне не давала покоя одна мысль, и, не удержавшись, я спросил его: правда ли, что он таки хотел получить корону? Улыбнувшись, он ответил: – Не больше того священника, что отвергает митру со словами «Nolo episcopari»[52]. – Вообще же вопрос, похоже, его неприятно задел, и в следующую минуту он отвернулся от меня.

Его сменил почтенный дух, в котором я признал великого историка Ливия[53]. Возвращавшийся из Дворца Смерти Александр Великий нахмурился, завидев его. На этот счет историк заметил: – Хмурься, хмурься, только против римлян ничто твое войско, сладившее с доморощенными азиатскими рабами. – Мы посокрушались об утрате самой ценной части его истории, при этом он не преминул похвалить толковое издание мистера Хука[54], все прочие, сказал он, далеко превосходящее; когда же я упомянул издание Ичарда[55], он фыркнул, по-моему, даже презрительно, и уже уходил, но я взмолился ответить еще на один-единственный вопрос: правда ли, что он был суеверен? Я-то считал, что – да, но господин Лейбниц уверил меня в обратном. На что он сердито сказал: – Он что, читал у меня в душе, ваш господин Лейбниц? – и с тем отошел.