Читать книгу - "На круги своя. Повесть и рассказы - Александр Федорович Тебеньков"

– Да-да, – кивнула она. – Как видишь: из молодых – да ранних.

Он отвел глаза и ничего не ответил.

«Вот так собачек и учат, – непонятно про кого подумал он. – За хвост – и палочкой».

Он отодвинул тарелку и потянулся за пачкой сигарет.

«Быстро, однако, восстанавливаются прошлые навыки!»

Привычно размял фильтр, чиркнул спичкой.

– С большим спортом, как понимаешь, пришлось на этом этапе распрощаться, – размеренно продолжала Марина. – Пошла работать на радиозавод, заочно окончила техникум. Поехала радисткой в Заполярье, там вышла замуж. Да только ненадолго… Живу сейчас в Норильске, работаю в узле связи. А здесь в отпуске за три года.

– А дочь?

– У мамы, в Рязани. Лариске моей на Севере не климат, как начала болеть с третьего класса… Ближе к экзаменам поеду к ним. А то и прямо на выпускной… Я ж ее, понимаешь ли, не растила, не воспитывала, – с горечью сказала она. – Только, понимаешь ли, деньги высылала.

– Не надо, Мариш, – попросил Алексей. – Не надо, слышишь?

– И верно, не надо! – Марина тряхнула головой. – В принципе, я в полном порядке, многие даже завидуют. Работой довольна, квартира есть, в деньгах особо не стеснена. А что еще мне надо?

– И у тебя, – нерешительно начал Алексей, – у тебя… никого?

– Никого, Лешенька! – Она сразу поняла, о чем он. – Можешь себе представить: не больной, здоровой бабе под сорок, а живет одна-одинешенька. Ни-ко-го!

– Как же так? Почему?

– Да вот так! Разве у вас на Алтае так не бывает?.. А зачем, Лешенька? У меня масса друзей, подруг. Что в жизни главное? Главное, я свободна, ни от кого не завишу. На работе меня ценят, я ее люблю и отдаю ей времени столько, сколько она на это требует. Не больше – но и не меньше. А остальное время – мое. И только мое. И вдруг, представь, какой-то чужой мужик станет жить у меня в доме, начнет бурчать каждый раз, когда ненароком задержишься на полчаса… Не-ет, ты его ублажай, ты стирай на него, обед готовь, тапочки подавай. А он в мгновенье ока на диван кверху брюхом, телевизор включил, газетой прикрылся – и уже сонные бульбы пускает. Нет уж, благодарствуйте! Эти современные мужички… Нет уж, я уж как-нибудь одна. На хлеб и на книги и сама в состоянии заработать – и для себя, и для дочери.

Она улыбнулась Алексею – одними губами.

Он видел, что ее глаза, одно время посветлевшие, стали во время этого короткого рассказа снова такими же темными, как тогда на кухне. Он встал, обошел стол кругом, остановился рядом с ней. Легонько, чуть слышным прикосновением провел ладонью по ее слегка склоненной голове, по шее, плечам.

– Ты знаешь, – шепнул он ей на ухо, – мне очень не нравится, как мы сидим. Будто на дипломатическом рауте, честное слово. Только смокингов не хватает. Я так не хочу.

– А что ты хочешь?

– Я хочу рядом с тобой.

– Бери стул, – сказала она, не поворачивая головы.

– Нет, так тоже нехорошо. Давай лучше придвинем стол к дивану.

Старомодный обеденный стол, как Алексей и предполагал, оказался достаточно тяжелым. Стараясь ничего на нем не опрокинуть, не разбить, Алексей нарочито суетился, как мог, и незаметно, боковым зрением, следил за Мариной. «Мариш, помоги, а? А то мне одному не справиться, неудобно, чертl» Может, ему показалось, но из-за этой затеянной им возни она немного отвлеклась от своих мыслей.

Они сели рядом, и Алексей откинулся на спинку дивана.

– Мариша, – позвал он. А когда она повернула голову, спросил: – Ты помнишь нашу беседку?

Слабая улыбка появилась на ее губах.

– А как мы ездили на рыбалку? – продолжал он, стараясь сдержать усиливающееся стеснение в груди.

– В Гнилой затон?

– Помнишь, да? Ты еще там поймала гигантскую щуку – килограммов этак на пять.

– Разве?.. Да нет же, в ней, по-моему, и двух кило не было. Ты сам забыл! Мы же потом специально ее в магазине взвешивали.

– Ну вот! И соврать-то красиво не дашь. А я, между прочим, для тебя стараюсь, укрепляю твой рыбацкий авторитет!

Алексей взял Марину за руку. Она послушно повернулась к нему.

Он смотрел ей в глаза и говорил:

– А помнишь…

Она отвечала одними глазами:

«Помню…»

Ощущение чего-то абсолютно нереального накатилось на Алексея.

Что же получается, оказывается, что заветные воспоминания хранились бережно не только им одним, оказывается, они тоже сберегались той маленькой светловолосой девчонкой с россыпью конопушек, что сидела за партой впереди; той, которая когда-то давно, очень давно – или вчера? – ждала его в заброшенной беседке глухого уголка старого парка; той, которая с радостным визгом бросилась ему на шею среди толпы, окружившей ее в спортивном зале, когда судья объявил, что пятнадцатилетняя школьница Марина Филонова, заняв второе место в областных соревнованиях, выполнила норматив мастера спорта… Стоп! Вот дальше не надо бы… Не надо… Фотография в газете, интервью по местному телевидению восходящей звезды художественной гимнастики, олимпийской надежды, речь завуча на школьной линейке тридцать первого августа, где упоминалась «гордость нашей школы, с блеском защитившая спортивную честь всего нашего города»… Мордастые мальчики-боксеры, длинноногие и поджарые мальчики-легкоатлеты, косолапые, с мощными плечами и спинами мальчики-штангисты – и совсем уж аморфные фигуры мальчиков-шаркунов с городской танцплощадки…

«Помнишь?» – спросил ее глазами Алексей.

«Помню…» – ответила она глазами.

«Ты прости, я был виноват перед тобой».

«В чем ты-то был тогда виноват?!»

«Мне надо было тогда подойти первому. Я же знал, что через две недели после той нашей ссоры ты разогнала всех своих… поклонников. Но я не шел, я упивался своей обидой… Мне даже нравилось тогда быть обиженным».

«Но если бы не я со своими… заскоками, тебе бы не пришлось думать, кому первому подойти».

«Все равно, прости».

«Но как я могу простить тебя за свою вину?»

«Нашу».

«Нашу?»

«Да, нашу. Мы расплатились за нее полностью».

«Ты расплатился?»

«Я – да. За все. А ты?»

«Да».

«Всё?»

«Всё!»

«И больше не вспоминать?»

«Никогда».

«А ты помнишь мою записку?»

«Зачем ты спрашиваешь о таких вещах?!»

«Но ты помнишь?»

«Такого не забывают».

«Я хочу сказать тебе это еще раз. Можно?»

«Да-да. Да! Говори…»

«Я люблю тебя».

Глаза ее снова были цвета весны. Они становились ближе и ближе, Алексей чувствовал, как растворяется в их нежной, ласковой беспредельности…

– Пусти меня, милый, – шепнула она. – Пусти меня, я сейчас.

Марина легко, на цыпочках, подбежала к окну, одним движением задернула тяжелую плотную штору. Комната сразу погрузилась в полумрак, и Алексею показалось, что все вещи в ней вдруг увеличились в размерах, придвинувшись ближе к нему. Тонкий солнечный лучик высвечивал пляшущие пылинки и падал на столик у трюмо, в своей конечной точке разбрызгиваясь в каком-то граненом флакончике. Алексею вдруг представилось, что лучик идет не сверху, от окна, а от флакончика, словно луч прожектора на полигоне во время ночных испытаний.

Он ощутил руки Марины у себя на плечах.

– Вот и я, мой миленький! Ты даже соскучиться не успел, да?

– Я так долго ждал тебя, – невнятно пробормотал он. – Так долго – тысячу лет…

Где-то далеко, за стеной, прозвучали позывные «Маяка».

Алексей очнулся от легкой дремы. Левую руку он почти не чувствовал: от локтя и ниже она набрякла и затекла. Но он боялся пошевелиться, чтобы не потревожить Марину. Она задремала раньше, уютно устроившись на его руке. Тесно прижавшись к нему и полуобняв, она ровно дышала ему в ухо.

По глухой темноте в комнате он понял, что уже вечер, а то и ночь.

Алексей лежал и улыбался в темноту. Все было хорошо и просто. Вот она, вот он – они вместе. Как и должно было быть с самого начала. Они вместе. Теперь так будет всегда. Решено, да, так теперь будет всегда…

Конечно, возникают вполне определенные проблемы, достаточно большие. Но это неизбежно. Дом, работа… Безболезненно, разумеется, эти проблемы разрешить не получится: ни для него самого, ни для тех, кого они, в разной степени, касаются.

Итак, прежде всего, нужен аналитический подход. Необходимо расчленить проблему на отдельные вопросы и решать каждый по отдельности. Но, не забывая при этом об их