Читать книгу - "Что-нибудь такое - Алла Львовна Лескова"

то стояла намертво. Не вытащишь. Две недели Осип ел по литру каймака, каждое утро. А потом от этих калорий валился в жару на диван и храпел. В результате очень поправился, вернулся в Москву, и Нонна, молодая, но в очках, ахнула.

– Осип… Один живот… Чем тебя там откормили?..

Осип радостно потирал руки и тщетно пытался подмигнуть Нонне. Глаз заплыл жиром.

Потом он звонил нам и жаловался, что сразу засыпает с Нонной, чего раньше не было, и что раньше было как надо, для его возраста неплохо, но он хотел еще лучше и вот теперь только храпит.

– Ты же обещал, – обжигаясь о слова во рту, как будто плюясь, сетовал Осип моему папе. Звонил и сетовал.

– Я тебе что обещал? Что ложка в каймаке будет стоять. Она стояла?

– Да…

– Чего же ты хочешь? Обещал – сделал. Остальное – прости.

Я была девочкой и переживала за близорукого Осипа и его молодую, хоть и в очках, Нонну. Но ничего не понимала. Зачем столько каймака есть? При чем тут ложка, которая в нем стоит. Мне казалось, что с ним поступили как-то некрасиво, а почему – не понимала. Только чувствовала.

Но скоро Осип позвонил и, радостно перебирая быстрыми словами во рту, сообщил, что у Нонночки будет ребенок, что все у них хорошо, она его любит, и от этой любви будет ребенок, хотя от покойной Шифры у него уже был взрослый Левка, инженер, который все время ругался с отцом, точно так же плюясь, обжигаясь словами от быстрой речи. И называл его не папа, а поц.

Ненависть была, видимо, к себе, так как Левка был копией отца, красоты покойной мамы Шифры ему и капли не досталось…

Как будто Шифры и не было никогда. Никогда не было Шифры, такой красивой, как будто.

Бешка и военный комендант

31 декабря день рождения у Федора Николаевича Лескова.

Это отец моего мужа, дедушка сына, он был в пятидесятых комендантом венгерского городка, там наши стояли тогда, и муж родился в Будапеште. У свекрови не было молока, и его выкормила мадьярка.

В это трудно поверить, но вырос муж вылитым венгром, высоченным, смуглым, все говорили: «Венгр? Болгарин, что ли, он у тебя?»

Родители русские, небольшие ростом, светлокожие. Неужели через молоко передается что-то?

Не знаю, как можно было быть военным комендантом с такими глазами. Добрейшими, тишайшими, говорящими, понимающими, зеленеющими под густыми ресницами. Молчит – и только глаза.

Баба Валя была боевая, и похожи они были на пару из фильма «Морозко». «Молчи, старый!!!» – «Молчу, молчу, молчу».

Он любил дачу, жил там, в горах, у него был друг – баран Бешка, б-е-е-е, и собака, овчарка. Два друга только было у него.

Когда пришлось Бешку… ну, в общем… на мясо… дед Федор страдал, я помню. Долго ничего не ел, вообще не ел, а про мясо слышать не мог.

Как такой мог быть комендантом какого-то венгерского города, не понимаю.

Федор Николаевич был из ветви Николая Лескова, и сейчас сын мой часто вглядывается в фотографию писателя и говорит: смотри, как на папу похож. Ну, пусть, все люди похожи, но что из одной ветви и места – это правда.

Молчал дед всю жизнь, все слова заменил сигаретами и заболел раком легких.

Мы очень боялись известий из Алма-Аты, звонков ночных, долго болел дед, даже не боролся, просто болел, каким-то барсучьим жиром лечился, помню… Больше ничем не хотел.

А когда наконец тихо ушел, ночью позвонила свекровь и сказала: «Папа умер». Муж тогда подскочил к телефону.

Положил трубку, сказал мне: «Папа умер», лег и тут же заснул, проспал три дня, такая защитная реакция была. Три дня.

Потом проклинал минуту, в которую проснулся, потому что здоровый, фактурный мужчина тут же стал плакать и плакал месяц. Месяц плакал, так любил отца. Не мог работать, взял отпуск, иногда не выдерживал, приходил ко мне на работу, приходил и обнимал, такой большой, как ребенок. И говорил: «Я все время плачу, не знаю, что делать… Приходи скорее домой».

Так отца любил и жалел. И сын мой его любил очень, и я любила.

Комендант венгерского города… Совершенно лесковский персонаж. Какой к чертям военный комендант… Насмешка чья-то.

Дед Федя, лучший друг был у него баран Бешка. И собака, овчарка. Альма. Или не Альма? Как же ее звали… Большая такая.

Эркин и Икрам

Вообще хорошо и даже очень хорошо, что связь с миром в избушке, в зимнем лесу, редко появляется и мерцает, как неисправная лампочка.

Редко вспыхнет слабо и тут же погаснет.

Зато можно играть с черным большим щенком, валяться с ним в снегу и радоваться его оглушительному в снежной тишине лаю, от которого падает иногда снег с обледенелых молодых сосен.

Наиграться, надышаться, наваляться, отряхнуться, постучать ботинками на пороге избушки, войти, а там Эрик, а на самом деле Эркин, уже шурпу варит в казане, помешивает. Они приходят ко мне готовить, есть и хохотать. А днем работают, строят дорогие дома.

А пока готовит Эркин шурпу, я гляжу в замерзшее окошко, выдышав в нем кружок для глаза. Потом ложусь под три одеяла, пар от шурпы увеличивает медленно мой оттаявший кружок на оконном стекле, а я за этим наблюдаю и вдыхаю запахи эти рядом… И снег идет, идет, снег.

Скажешь – снег на душе, и совсем не то, да? Ужасен этот снег на душе. Разве ж душа для снега? Она для тепла, для неги, для горячих ее приливов…

Снег на душе – это плохо. Поэтому лежишь в теплых одеялах, смотришь на снег за окном, на сосны совсем белые, на небо белое, на шурпу красную в казане, на Эркина, который скоро мне нальет эту горячую шурпу и скажет – вечером плов будет. Любишь?

Собаку вдруг черную притащил другой земляк, Икрам. Пусть греица, говорит. Греица!

Замерз собака, говорит. Я кивнула.

Кости потом дадим тебе, разговаривает он с черной собакой. Она приподнялась, повела ноздрями, предвкушая, легла потом тихо, смотрит печально. А как еще собаки могут смотреть.

Валера на диване

Бомж Валера где-то перезимовал, и вот снова мы встретились.

Около домика с мусорными баками стоял диван, кем-то выкинутый, а на нем вальяжно сидел Валера, вальяжно курил. Бородатый стал. Увидел меня и заговорил:

– Вы без сумок сегодня… Похудели… Пальто большое стало, рукава подшить надо, длиннее рук… Тут вчера была курточка на вас, уже нет, как вороны налетают, не уследить… Мафия. Но ничего, не отчаивайтесь, я вам найду красивую,