Читать книгу - "Взор синих глаз - Томас Гарди"

– Странно? Это еще пустяки по сравнению с тем, что творится в приходе Твинкли. Оба церковных старосты сущие… ну, я не могу произнести вслух, кто они таковы, да только клирик и пономарь с ними заодно.

– Это все весьма удивительно, – сказал Стефан.

– Мой дорогой сэр, да это несравнимо с тем, как обстоят дела в приходе Синнертон. Во всяком случае, что касается нашего прихода, я надеюсь, что мы вскоре продвинемся немного вперед.

– Вы должны положиться на обстоятельства.

– Нет здесь таких обстоятельств, чтобы на них стоило полагаться. Мы можем с тем же успехом положиться на волю Провидения, раз уж нам так приспичило полагаться на что-нибудь. Ну, вот мы и на месте. Дикий уголок, правда? Но я люблю бывать здесь в такие дни.

С этой стороны кладбище открывалось перелазом, взобравшись на который вы по-прежнему оставались на необработанном холме, в пределах коего вы не были так удалены от внешнего мира, чтобы стерлось значение слов: открытая воля. Восхитительное место для того, чтобы служить местом захоронений, если принять за аксиому, что это восхищение будет сопровождать человека и в могиле при любых обстоятельствах. Ничего пугающего не было в этом кладбище, в очертаниях его крепких могильных курганов, которые не были ни скреплены колышками, кои своим видом скорее вопияли бы громко о тюремном заключении, чем нашептывали слова о мире, ни обсажены опрятными садовыми цветами, что только вызывали бы в воображении образы людей в новых траурных крепах и белых шейных платках, приходящих сюда ухаживать за ними; ни следов колес, кои напоминали бы нам о катафалках и траурных экипажах, ни кустов кипариса, что создавали бы скорбный парад, ни свалки из гробовых досок и костей, валяющихся под деревьями, кои напоминали бы нам о том, что мы всего лишь арендаторы наших же могил. Нет, здесь не было ничего, кроме высокой, дикой, неухоженной травы, что придавала менее однообразный вид могильным холмам, кои она укрывала, – они сами имели различные формы, в собрании которых не было особой гармонии; все это, да впечатляющее присутствие маячившей на заднем плане старой горы, говорило о том, что сей пейзаж отчасти присутствует в небытии, не беря в расчет маскирующее его искусство. За пределами кладбища были знакомые откосы да знакомая трава; а дальше виднелось безмятежное, спокойное море, гладь которого простиралась до половины горизонта и создавала впечатление широкой впадины, словно то была внутренность синего сосуда. Отдельные скалы высились вертикалями вдалеке, морская пена цепью опоясывала их подножия, и ее белизна повторялась в оперении бесчисленного множества чаек, что без устали там кружили.

– Пришли, Уорм! – резко крикнул мистер Суонкорт, и Уорм тут же принял позу почтительного внимания и готовности выполнять приказы. Стефан и Уорм были затем предоставлены сами себе, и работа у Стефана кипела вплоть до раннего полудня, пока их не позвала к обеду Юнити, что занималась готовкой в пасторском доме и прибежала к ним на холм, не одевши чепчик.

Эльфрида не появлялась внутри церкви вплоть до позднего полудня и пришла только после особого приглашения Стефана, кое он сделал ей за обедом. Она была столь полна энергии и необыкновенной живости, когда переступила порог старого молчаливого здания, что мир юного мистера Смита вдруг во всей своей определенности озарился «румяным светом»^[23]. Он отослал прочь Уорма, поручив тому измерить высоту башни.

Разумеется, она не могла не подойти к нему поближе – настолько близко, что колокол ее юбки коснулся его ноги, – и не начать расспрашивать его о том, каковы успехи в создании набросков, да разузнавать, каковы принципы практического измерения зданий, когда речь идет о церквах, не соответствующих правилам симметрии. Затем она не могла удержаться от того, чтоб не взойти на кафедру да вообразить себя в тысячный раз в роли проповедника.

Вскоре она перегнулась к нему через кафедру.

– Вы ведь не скажете папе, не правда ли, мистер Смит, если я поведаю вам кое о чем? – спросила она, захваченная внезапным порывом откровенности.

– О нет, ничего ему не скажу, – отозвался он, глядя на нее снизу вверх.

– Так вот, я очень часто пишу для папы его проповеди, и он произносит их гораздо лучше, чем свои собственные; и потом, когда он позже толкует с людьми и со мною о том, что говорил в своей проповеди в тот день, он забывает, что это я ее для него написала. Ну, не глупо ль все это?

– Как вы должны быть умны! – воскликнул Стефан. – Я не смог бы написать проповедь ни за что на свете.

– О, это довольно просто, – сказала она, спускаясь вниз и подходя к нему поближе, чтобы лучше объяснить. – Вы делаете это вот как. Играли вы когда-нибудь в фанты с заданиями «Когда это было? Где это было? Что это было?»?

– Нет, никогда не доводилось.

– Ах, вот досада, поскольку сочинение проповеди очень напоминает эту игру. Вы берете текст. Вы задаете себе вопросы: почему это было? что это было? – и так далее. Вы оцениваете все это в целом. Затем вы переходите к во-первых, во-вторых и в-третьих. Папа не хочет включать в проповедь в-четвертых – говорит, что это вздор. Затем вы приступаете к финальному в Совокупности, и несколько страниц, которые этому посвящены, заключаете в черные скобки, напротив которых отмечаете: «ПРОПУСТИ ЭТО, ЕСЛИ ВСЕ ФЕРМЕРЫ УСНУЛИ». После чего следует ваше в заключение и еще несколько слов, и я умолкаю. Ну, и повсюду, на оборотной стороне каждой страницы требуется надписать: «ПОНИЖАЙ ГОЛОС». Я имею в виду, – прибавила она, поправляя себя, – что вот так я и веду папину книгу проповедей, поскольку, не напиши я этих слов, он начнет говорить все громче и громче, пока не станет кричать во весь голос, как фермеры в полях. О, папа в некоторых ситуациях бывает такой забавный!

Затем, после этого всплеска детской откровенности, она перепугалась и замолчала, словно в ней заговорил женский инстинкт, предупреждающий, что на миг ее пылкость завела ее слишком далеко и она выболтала много лишнего случайному незнакомцу.

Тут Эльфрида увидела своего отца и побежала к нему навстречу, а ветер дул ей в лицо, и когда она угодила в лапы сильного порыва ветра, спускаясь по склону кладбища, то невольно ее движения были словно у девчонки-сорванца, а неосознанная грация ее движений была как у балерины. Она перекинулась словечком с отцом, поболтав с ним минуту-две, и направилась в сторону дома, а мистер Суонкорт переступил порог церкви и подошел к Стефану. Ветер освежил его разгоряченное от ходьбы лицо, как обычно задувает пылающую головню. Пастор был в веселом расположении духа и с улыбкой следил за тем, как Эльфрида спускается по склону холма.

– Ах ты, моя маленькая ветреница! Ты просто настоящий сорванец, – вымолвил он ей вслед и повернулся к Стефану: – Но она совсем не дикарка, мистер Смит. У нее столь же ровный характер, как и у вас, а то, что вы обладаете спокойствием, я вижу по вашему усердию здесь.

– Я думаю, что мисс Суонкорт очень умна, – заметил Стефан.