Читать книгу - "Лимонный хлеб с маком - Кристина Кампос"

Нестор окинул взглядом свой дом и, убедившись, что жена не смотрит в окно, достал из саквояжа фотоаппарат.

– Надо бы как-то увековечить этот день… Не каждый день исполняется семнадцать, Лола.

Марии-Долорес нравилось слышать это имя из уст Нестора.

Он отошел примерно на метр от дочери и своей молодой любовницы – женщин, которые придавали ему жизненных сил.

Ана де Вилальонга раздвинула занавеску на окне своей спальни.

«Смотреть, слушать и помалкивать». Слова ее матери глубоко проникли в сознание Аны де Вилальонги.

Она была женщиной интеллигентной. У ее мужа возникло чувство к юной деревенской девушке, постоянно заботившейся о ее дочери. Но чего ни Ана де Вилальонга, ни Нестор, ни Лола не могли вообразить, так это того, что в утробе няни начинает формироваться жизнь, которая разлучит их навсегда.

Простушка Лола не знала, как связать отсутствие месячных с беременностью, пока ее лучшая подруга Каталина не открыла ей глаза.

– Отец убьет меня, – в испуге доверилась Лола единственной подруге на всем острове. – Поклянись, что будешь хранить тайну вечно.

– Так я и сделаю, Лола.

– Гляди мне в глаза, Каталина.

– Мы же подруги, так что верь мне.

– Клянись.

– Никогда никому не скажу. Никогда в жизни, что бы ни случилось… Клянусь тебе.

Каталина вошла в церковь. Священник и Марина все еще сидели перед алтарем, и она подошла к ним.

– Оставляю вас наедине, – молвил падре, вставая.

Каталина присела рядом с Мариной.

– А Нестор? Это точно мой отец? – почти испуганно спросила Марина, не отрывая глаз от алтаря.

– Да, он, он.

– А моя сестра Анна? Она тоже дочь Лолы?

– Нет, она дочь не Лолы, а Нестора и Аны де Вилальонги. Я так и не поняла, почему Лола захотела оставить мельницу и пекарню вам обеим. Знаю от твоей бабушки Нереи, что Анна, как только ты появилась в доме, хотела быть только с тобой и что она каждую ночь забиралась в твою кроватку, чтобы вас не разлучили. Анна тебя обожает. Подумай только: твоя мать Лола заботилась о твоей сестричке с младенческого возраста. Когда Лола возвращалась в Вальдемосу по воскресеньям, она только и говорила об Анне… Она впервые взяла ее на руки, когда ей было несколько часов от роду.

Каталина умолкла.

– Ну, продолжай, продолжай же, – взмолилась Марина, расплакавшись сильнее, чем когда-либо.

– Лола очень любила твою сестру, а у самой сестер не было. Догадываюсь, она думала, что если оставит наследство вам обеим, то вы никогда не разлучитесь.

Каталина сделала паузу и взглянула на алтарь перед собой.

– Лола была одинокой женщиной… И она не желала такой же судьбы тебе.

– А что же произошло на самом деле? Как поступил мой отец?

– Вот вопрос, на который тебе не найти ответа. Могу сказать только услышанное от твоей матери. Ведь любовную историю твоего отца и Лолы знали только они. Твоей матери было семнадцать, когда она забеременела тобой от хозяина дома. Женатый мужчина, из порядочной семьи… Представь, какой переполох это могло вызвать. На четвертом месяце беременности Лола поступила в дом матерей-одиночек, который возглавляют монахини и…

Каталина на секунду задумалась. Стоит ли выкладывать всю правду?

– Ну же, Каталина, будь искренней до конца. Хватит лжи.

– Марина, только представь себе: мать-одиночка в те времена, да еще в нашем поселке… Отец Лолы – настоящий зверь. Узнай он обо всем – забил бы ее до смерти. Лола собиралась отдать тебя на удочерение, и монахини уже нашли на Майорке богатую бездетную семью, желавшую тебя взять. Но ты же вышла из чрева Лолы, и она поведала мне, что ты совсем не плакала. Она взяла тебя на руки, а ты вдруг улыбнулась ей. Увидев ямочки на твоих пухлых щечках, она не смогла оставить тебя монахиням… Не знаю, что было дальше, но твоя бабушка Нерея решила забрать тебя в свой дом в Сон-Виде. А жена Нестора, которую ты считала своей матерью, была в бешенстве, но ей пришлось смириться. Она заставила твоего отца поклясться, что, если ты останешься в этом доме, Лолу он никогда больше не увидит. Так он и поступил.

– А Лола? Меня она тоже больше никогда не увидела?

– Видела, – с грустью сказала Каталина. – Каждое 15 августа.

– В мой день рождения? – почти шепотом спросила Марина.

– Точно. В этот день она прихорашивалась, подводила глаза и садилась у пирса Вальдемосы, чтобы понаблюдать за тобой – секунду, две… Всего-то. Она знала, что Нестор повезет тебя и Анну в порт и возьмет на свой баркас. Когда-то и Лола бывала на этой лодке – до того, как забеременела. Ну, а Лола в твой день рождения дожидалась в порту. Сидела там, пока вы втроем проходили мимо нее. – Каталина повторила: – Ради двух-трех секунд, и всё… Затем возвращалась домой с разбитым сердцем.

Марина была в смятении, словно ее мозг оказался неспособным соединить концы с концами, а разум застыл, поглощая бессвязную информацию.

– И вот что еще я хорошо запомнила. Когда ты была в ее утробе, я пошла навестить Лолу в дом матерей-одиночек. Вдвоем мы провели все утро, выбирая тебе имя, хотя и знали, что приемная семья назовет по-своему. Лола хотела дать имя повеселее, совсем не такое, как у нее, – ей оно совсем не нравилось. А поскольку мечтала сохранить и что-то свое, выбрала имя Мария. Затем решила учесть также имя твоего отца, Нестора, и, играя буквами, добавила «н». Вот так и получилось красивое имя – Марина, «женщина, рожденная в море».

– Какой она была, моя мать Лола?

Каталине требовалось чуток поразмыслить, прежде чем ответить, попытаться подобрать нужные слова. Первое характеризующее Лолу прилагательное, которое услышит ее дочь. Составить наилучшую фразу, способную смягчить боль от жестокой правды, которую она только что приоткрыла. Однако не смогла найти подходящее слово; ни одно не казалось правильным.

– Так какой же была моя мать, Кати? – настаивала Марина.

– Она была…

Каталина взяла Марину за руку, и та впервые посмотрела подруге в глаза. Единственное, что пришло в голову Каталине:

– Твоя мать была… как тот самый хлеб.

Матиас выдержал необычный ливень как настоящий мужчина. Марина обрушила на него поток слез. Он крепко обнял ее, чувствуя свою вину. Урсула перечислила ему причины, по которым Марине отказали в справке о годности к приемному материнству, и твердила издевательски, что Матиаса, должно быть, осчастливило такое решение психологов Майорканского института социальных дел. Обнимая Марину, он предложил поговорить с теми, кто подписал злосчастные бумаги. Ведь должен же быть какой-то способ исправить случившееся, вразумить чиновников. Марина